Взлет и падение Третьего Рейха

Мне бы хотелось, чтобы каждый читатель в меру своих сил задумался над тем, какова была жизнь, каковы нравы, каким людям и какому образу действий — дома ли, на войне ли — обязана держава своим зарождением и ростом; пусть он далее последует мыслью за тем, как в нравах появился сперва разлад, как потом они зашатались и, наконец, стали падать неудержимо, пока не дошло до нынешних времен, когда мы ни пороков наших, ни лекарства от них переносить не в силах.

Тит Ливии История Рима от основания города

Жизнь Уильяму Ширеру далеко не всегда улыбалась. «Деньги у нас кончились», — гласит первая фраза его дневника за 1934 год.

В 1925 году 20-летним юношей, едва закончив колледж, он уехал из казавшейся провинциальной Америки в столицы блистательной Европы за тем же, за чем спокон века ехали туда тысячи молодых амбициозных молодых людей — покорять мир. Уехал на лето, а вернулся через 15 лет.

Межвоенная Европа и впрямь стоила мессы. То была «эра джаза» и новых форм в искусстве, период бурного экономического роста, время дружбы народов, сексуальной свободы и буржуазных радостей; европейцы старались поскорее забыть ужасы недавней войны и жили в полной уверенности, что миру, благоденствию и развлечениям никогда не наступит конец. В США эти годы назвали «ревущими двадцатыми», во Франции — les annees folles, «безумные годы».

Ширер объездил за лето Англию, Францию и Бельгию. Когда пришел срок возвращаться, а в кармане оставалось лишь двести долларов, взятых в долг, ему неожиданно предложили работу в Париже — репортером европейского издания американской газеты «Chicago Tribune».

В парижском бюро газеты работали тогда многие маститые журналисты. Тем не менее Ширер сумел доказать свою профессиональную состоятельность и спустя три года стал европейским корреспондентом американского издания «Tribune». В этом качестве он освещал беспосадочный перелет Чарльза Линдберга по маршруту Нью-Йорк — Париж, IX Олимпийские Игры в Амстердаме, коронацию первого короля независимого Афганистана Надир-шаха, встречался в Индии с Махатмой Ганди и сумел расположить его к себе. В богемных салонах Парижа он свел знакомство с «потерянным поколением» американской литературы — Хэмингуэем, Фитцджеральдом, Эзрой Паундом и Гертрудой Стайн, которой и принадлежит это определение.

В 1931 году он стал шефом центральноевропейского бюро «Chicago Tribune», поселился в Вене и женился на австрийке Терезе Штиберитц, которую оформил своим помощником. Вскоре с ним произошло несчастье: катаясь в Альпах на лыжах, он лишился глаза. А потом грянула Великая Депрессия (в США она разразилась в 1929 году, но в Европе ее последствия по-настоящему сказались лишь в 1932-м), и «Tribune» закрыла венское бюро. Ширер с женой остались без работы. Семейство уехало в Испанию, год жили на сбережения в Льоретде-Мар (тогда этот средиземноморский курорт на Коста-Брава был просто рыбацкой деревней), Ширер писал роман, деньги таяли. По словам Ширера, это был «самый лучший, самый счастливый и самый обделенный событиями» год в его жизни. Возможно, иной читатель найдет такое сочетание эпитетов парадоксальным. Но журналист оценит его по достоинству — ведь не зря сказано: «Отсутствие новостей — хорошая новость». (Афоризм этот приписывается английскому монарху Якову I.) Но в данном случае журналистское ремесло сродни королевскому: что поделаешь, только плохая новость — в полной мере новость. Нет новостей — не надо никуда мчаться сломя голову, рисковать, обрывать телефон «ради нескольких строчек в газете»; можно спокойно, пусть и с пустым карманом, ждать у моря погоды…

В январе 1934 года, как раз тогда, когда кончились деньги, Ширеру пришла телеграмма с предложением работы от парижского издания «New York Herald». Он поехал, а вскоре нашел место еще лучше, перебрался в Берлин и стал сотрудником телеграфного агентства «Universal News Service», принадлежавшего американскому газетному магнату Рандольфу Херсту. Через три года Великая Депрессия накрыла и медиаимперию. Херст объявил о банкротстве, и агентство прекратило существование. В августе 1937 года Уильям Ширер опять оказался не у дел, но вдруг получил телеграмму, которой суждено было стать перстом судьбы.