международная проблематика страны". Поскольку Россия по всем этим моментам имеет прямо противоположное содержание, то она может возродиться только как "сильная, эмансипированная от заговорщических партий, сверхсословная и сверхклассовая власть". Власть же слабая, т.е., собственно, демократическая, эгалитарная "не поведет Россию, а развалит и погубит ее", ввергнет в коррупцию, безобразную смуту, гражданскую войну. Ильин принципиально отличал "сильную власть" от тоталитарной, деспотической, вроде утвердившейся под видом коммунизма власти большевиков. Сильная власть, или монархия, не сводится к жесткой централизации: она самодержавна, но не деспотична. Отличительная черта "новой монархии" - "сильный центр, децентрализирующий все, что возможно децентрализировать без опасности для единства России". Все государственные дела окажутся разделенными на две категории: центрально-всероссийские, верховные и местно-автономные, низовые. Ильин, подобно Тихомирову, был абсолютно убежден, что монархия совместима с общественным самоуправлением, если между ними не будет никаких парламентарных, демократических ограждений.
б) Нечто вроде харизматического варианта неомонархизма создал
Флоренский отличался политическим консерватизмом, "повиновением всякой власти". В основе его убеждений лежал принцип принятия данности, сознания ее необходимости - будь то политическая жизнь страны или его личная судьба. Это в полной мере отразилось в его лагерном трактате. Идеал Флоренского - средневековый тип миросозерцания и соответствующий ему иерархический тип власти (монархии). Он был противником всякой демократической системы, и на этом основании даже деспотический режим большевиков представлялся ему имеющим некоторую ценность, так как он "отучает массы от демократического образа мышления, от партийных, парламентарных и подобных предрассудков". Задача государства, по мнению Флоренского, состоит не в том, чтобы возвестить формальное равенство всех граждан, а в том, чтобы определить каждому гражданину сферу его "полезной деятельности". Эта сфера никоим образом не должна касаться политики, которая столь же недоступна массам, как "медицина
165
или математика". Политика - дело избранных, и прежде всего одного лица, монарха. Для Флоренского фигура монарха имела сакральное значение: "...самодержавие царя относится к числу понятий не правовых, а вероучительных, входит в область веры, а не выводится из внерелигиозных посылок, имеющих в виду общественную или государственную пользу". Монарх действует на основании "интуиции", он занят не выяснением того, "что уже есть", а "прозрением" в то, "чего еще нет". Это лицо "пророческого склада", "ему нет необходимости быть ни гениально умным, ни нравственно возвышаться над всеми"; для него достаточно осознавать свое право творить новый строй. Это право - сила гения, оно "одно только нечеловеческого происхождения, и потому заслуживает названия божественного". Роль монархической власти особенно возрастает в переломные моменты истории, о чем свидетельствует трансформация большинства политических систем XX столетия в сторону единоличного правления. Примерами могут служить Муссолини и Гитлер. Вероятно, в этом же ряду подразумевался и Сталин; во всяком случае, Флоренский, рассуждая о попытках "человечества породить героя", недвусмысленно намекал: "Будущий строй нашей страны ждет того, кто, обладая интуицией и волей, не побоялся бы открыто порвать с путами представительства, партийности, избирательных прав и прочего и отдался бы влекущей его цели".