Читаем Записки полуэмигранта. В ад по рабочей визе полностью

Я вытягиваю из плоской белой коробочки полупрозрачную зубную бечёвку, пахнущую мятой и фтором, и начинаю зубную экзекуцию под названием flossing. «Флоссать» зубы положено каждый день. Надо намотать бечёвку на пальцы и хорошенько продрать ей все промежутки между зубами, залезть под дёсна, извлечь весь наросший за предыдущий день налёт, потом сполоснуть рот водой с ярко-голубым листерином, и только потом орудовать щёткой. Только так можно избежать зловонючей вони изо рта, гнилых зубов, щербатых дырок во рту и прочих стоматологических прелестей, которыми отличаются жители моей бывшей родины. В Америке гнилой рот не в почёте. После бечёвки мои зубы напоминают вампирские клыки, а изо рта капает в раковину и красиво растворяется в воде яркая алая кровь. Кровь также течёт по подбородку, по рукам, капает на грудь. Ничего страшного. Кровь легко смывается. Я привык к своему утреннему кровавому ритуалу, и если вдруг у меня не хватает на него времени, потому что надо убегать на работу, я делаю это на работе в туалете. Никакие хорошие дела без крови не делаются. Кровь должна проливаться регулярно, таков заведённый мной порядок жизни. А может, и не мной.

Покончив с зубами, я скоблю физиономию бритвой Жиллет, пальцами обрываю волосы на ушах и из ноздрей без наркоза, чищу поры на лице какой-то дрянью на основе персиковых косточек. Потом стою под душем, намыливаю голову шампунем, смываю, вытираюсь и сушу волосы феном. Волосы длинные, потому что я не хожу в Америке в парикмахерскую. Я купил себе машинку для стрижки волос за семь долларов и стригу себя сам. Машинка стоит семь, а посещение парикмахерской как минимум двадцать. Поэтому я мастерски равняю себе виски и чёлку, а все остальные волосы стягиваю на затылке заколкой в конский хвост, который американцы называют pony tail. Кроме того, стричься коротко в этом климате мне и нельзя. Я не местный, к тропической жаре и солнцу сызмальства не привык, и поэтому могу влёгкую заработать солнечный удар. Подушка из волос под шляпой играет роль теплоизолятора и не даёт центральному процессору перегреться. Одна шляпа, при коротких волосах, мою голову от перегрева не спасает. Проверено в Техасе.

Я вытаскиваю пальцами из щёток-расчёсок вычесанные волосы и торжественно кидаю в унитаз, а расчёски мою под краном, тря их друг об друга. У меня их две, чтобы расчёсываться сразу двумя руками и потом чистить их одну об другую. Очень удобно. Волосы лезут от климата, от жёсткой воды, от переживаний, от мужских гормонов и хронического недоёба при отсутствующей большей частью жене, а ещё, наверное, от возраста. Соприкасаясь с водой, волосы в первый момент вздрагивают, повинуясь какому-то давно мной забытому закону физики, а затем медленно дрейфуют к краю воды и причаливают к грязновато-белой стенке унитаза. Среди вычесанных волос с каждым днём всё больше седины. Седина в унитазе выглядит отвратительно. Туда же я срезаю и ногти, если они чересчур длинны. Как правило, я приурочиваю резку ногтей к субботе. У меня уже развивается пресбиопия, то есть, старческая дальнозоркость, и резать ногти приходится, надев очки —.очередной повод сказать "ебёна мать". Впрочем, мать у меня по сию пору близорука, и мои обвинения в её адрес нелепы и беспочвенны. Я нажимаю рукоятку на бачке, и коктейль из волос с ногтями исчезает в горловине унитаза. Срать на них сверху мне неприятно. Срать на собственные волосы — это всё равно что себе на голову срать. Свежее говно смотрится в унитазе несравненно приятнее чем собственные седины вперемежку с отрезанными ногтями. Нажимаю на рычаг ещё раз, и мои какашки начинают плавно кружиться. Сперва медленно, а затем всё стремительнее, как в вальсе Штрауса, и наконец с водоворотом уносятся по трубам в Атлантический океан. Этот ежедневный аттракцион с дерьмовым водоворотом получил у меня название: хоровод "Весёлые какашки".

Лавры Джеймса Джойса и Генри Миллера… Писатель-эмигрант, а что у нас на завтрак? Ты, урод, думаешь, что вот сейчас я подойду к холодильнику и вытащу из него ту самую вожделенную американскую колбасу, ради которой я сюда приехал. А вот и хуй тебе! Жри сам это говно, а я с утра ем только овсянку. Овсянку я покупаю в магазине здоровой пищи под названием Wards. Это очень хорошие, качественные и недорогие овсяные хлопья, которые продают там на вес. Я их варю на воде, без сахара и соли. Только овсянка и вода. Кастрюли такой каши хватает на неделю. Варить маленькими разовыми порциями нет времени. Выложив порцию овсянки в глиняную мисочку, я подогреваю её в майкровэйве. Кидаю в овсянку горсть изюма, консервированную грушу из банки, вливаю столовую ложку кленового сиропа и всыпаю жменю ядрышек грецких орехов. В течение сорока четырех секунд, пока греется в кружке соевое молоко, интенсивно разминаю ложкой в миске всю вышеописанную приблуду до состояния однородной массы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии