Заре навстречу

А мама расплела косы, сделала высокую прическу, купила жакет, расшитый черной тесьмой, и стала очень красивой, но только уж слишком важной, как жена нарымского урядника.

- Ну, старик, - говорил отец Тиме, сияя, - скоро в Россию поедем! - и мечтательно добавлял: - Там, брат, тепло.

А мама тревожно спрашивала, расправляя буфы на плечах жакета:

- Как ты думаешь, Петр? Не будет сразу слишком бросаться в глаза, что я одета несколько провпнциалыю?

Потом мама с папой шептались, а отец вполголоса говорил:

- Паспорта надежнее настоящих, уж это, Варюша, будь спокойна, лучшего гравера, чем Изаксон, во всей Сибири нет. Артист! Он всем нашим стряпает.

Родители с утра уходили в город и приходили только вечером, счастливые и оживленные.

Как-то Тима полдня просидел в номере. Когда ему стало совсем невтерпеж одному, он открыл дверь и вышел в коридор, что было ему строго запрещено.

Тима долго бродил по длинному пустынному коридору "Дворянского подворья", не спуская глаз со своих желтых, совсем еще новеньких козловых ботинок. Вдруг ктото поднял его высоко вверх и весело оглушительным голосом спросил:

- Не жмут ботинки-то? - И, не дожидаясь ответа, краснорожий, усатый, стриженный ежиком человек предложил: - Желаешь поглядеть, как я "Барыню" пляшу?

Притопнув ногами в чесаных валенках с галошами, подпрыгнул, легко и быстро прошелся по коридору вприсядку. Наклонился над Тимой и заговорщицки спросил:

- Пряники будем есть или как? - Заметив, что Тима колеблется, воскликнул: - Стой, я те лучше щегла покажу! Он только по обличью щегол, а поет, как кенар.

А кота ученого зреть желаешь? Через ногу по команде прыгает!

Человек взял ошеломленного Тиму за руку и привел его в комнатушку под лестницей, где жил швейцар.

Под потолком в клетке сидел, нахохлившись, жирный снегирь. Человек просунул сквозь прутья клетки палец, столкнул снегиря с жердочки и разочарованно сказал:

- А я думал, Енакентий щегла держит. Тоже ценитель!

Потом опустился на пол, пошарил под койкой веником ц весело заявил:

- Удрал кот куда-то. Но ничего, мы его еще сыщем. - Похлопал ладонью по табуретке и предложил: - Садись! Я тебе, покуда кот не явится, один фокус-покус покажу. У тебя монета есть? Тогда держи от меня пятиалтынный насовсем. Теперь ты с этим капиталом можешь чем хочешь завладеть. Тебе небось отец денег не дает.

Приказчики - они народ жадный.

- Мой папа не жадный и вовсе не приказчик, - обиделся Тима.

Человек рассмеялся и сказал:

- Я же шучу. Это про твоего отца глупость сказал тут один подрядчик. Отец у него в Семипалатинске, когда вы там жили, деньжищи зажал и не отдает.

- А мы в Семипалатинске никогда не жили, врете вы все про папу! возмутился Тима и положил пятиалтынный на стол.

- Да ты не обижайся. На хороших людей всегда клепают. - И человек пригрозил: - Уж я теперь тому подрядчику бока обломаю! - И озабоченно осведомился: - Так где, ты говоришь, вы до этого жили?

- В Нарыме! - горячо сказал Тима. - Честное слово, в Нарыме!

Человек просиял и стал радостно сыпать словами:

- Ну, спасибо, друг, выручил ты меня, как говорится! Камень с сердца снял! - С уважением, как взрослому, пожал Тиме руку: - Ну, прямо ты мне душу облегчил!

Вечером, когда Тима с папой и мамой пил чай в номере и папа снова рассказывал Тиме о том, как хорошо им будет в России, дверь отворилась и вошел жандармский офицер в сопровождении двух полицейских. В одном из них Тима с ужасом узнал своего знакомого.

Офицер вежливо поклонился матери, приложив к фуражке два пальца:

- Прошу прощения за столь внезапное вторжение, мадам! - Обернувшись к отцу, мгновенно свирепо меняясь в лице, отрывисто приказал: - Попрошу одеться и следовать.

Отец продолжал спокойно сидеть за столом.

- Господин жандармский офицер, надеюсь, вы знаете порядки и сообщите хотя бы мотивы?..

- Грызлов! - крикнул офицер.

Полицейский, в котором Тима узнал своего знакомого, шагнул вперед, осклабился и проговорил радостно, показывая пальцем на Тиму:

- Мальчик вот все как есть мне сегодня доложил. - И, обращаясь к отцу, укоризненно сказал: - Так что вы, господин, не запирайтесь. Не из какого вы Семипалатинска. А самым что ни на есть бесчестным образом нарушили статью закона.

- Ну и мерзавец! - сказал отец.

- Мал еще! Не обучен врать, - благодушно заступился за Тиму полицейский.

- Это я тебе говорю, негодяй!

- А вы мне не тыкайте, - обиделся полицейский и обратился к офицеру плаксивым голосом: - Ваше благородие, попрошу внести в протокол оскорбление при исполнении службы.

Отец молча надел пальто, держа шапку в руке, подошел к матери, осторожно и нежно поцеловал ее в висок, потом взял Тиму на руки, прижал к груди его дрожащее, мокрое лицо и сказал тихо, вполголоса:

- Не плачь, глупыш. Взрослые, умные люди и те иногда пасовали перед провокаторами. А ты же у нас еще совсем маленький.