Жизнь взаймы. Как избавиться от психологической зависимости

Ох, если бы не эта «француженка»… Ну почему ей так захотелось, чтобы кто-то и ее бережно обнял и вот так улыбнулся. Это ж такая мелочь! Она возненавидела «француженку» только за то, что ей все так легко достается. Резвая, легкая, как птичка. Пиф, правильно дети ее назвали. Сама-то она не умела так порхать, всегда ощущала свою какую-то заземленность. Но в тот вечер ей вдруг отчаянно захотелось чего-то простого и веселого. У нее ведь не было никогда вот этой беспечности, с какой жила эта молодая «француженка», не обремененная сложным прошлым. Никогда у нее, Алевтины, такого не было, даже когда еще мама была жива. Они жили в постоянном, изматывающем, ожесточающем страхе. А эта Пиф так и будет беззаботно порхать всю жизнь. Но ведь это она, Алевтина, дала ей работу в школе, лучшей уже в те времена! А этот чудак защищать ее пришел. Вот уж наивный! Разве она кого-то слушала, когда дело касалось кадров или школы вообще?

В какой момент все перевернулось с ног на голову? Как она могла дать слабину? Как умудрилась потерять это ясное понимание: как и с кем стоит поступить, что предпринять? Ведь все же было под ее контролем… Когда она решилась рассказать ему свою ужасную историю? Как? А он еще и дочери рассказал, мерзавец. Столько лет беречь Татьяну, ограждать ее ото всей этой мерзости маминого прошлого! А этому все нипочем, разболтал, как первоклашка, будто какой пустячный секрет.

Какая все-таки глупость! Глупость! Как она жалеет, что пошла на этот брак, кто бы знал! Какой невыносимой стала потом ее жизнь, страшно вспомнить. Ведь с тех самых пор внутри поселился страх потерять сначала его, а потом Таню, и этот страх больше уже никогда не отпускал. Какой-то особый, животный страх. Он выворачивал, опустошал, разрывал все ее нутро; казалось, что умереть легче, чем постоянно ждать конца.

Но и каким утешением была ей дочь! Если бы не Таня, как бы она пережила появление этой… Ну да, они уже были в разводе, но это она его выгнала. Выгнала, а сама ждала, что он будет проситься назад. Она не отказалась от него – просто ждала, что перестанет пить, перестанет таскаться к своей матери, говорить опостылевшими стихами, научится хоть немного считать деньги, начнет думать о будущем. Исправится и вернется. К ней вернется, к ним. Но эта… Даже противно называть ее хоть каким-то словом. Ради этой он сделал все то, что она столько лет просила, а точнее, настоятельно требовала, вмиг, легко. Ну или почти все. Как же это было невыносимо! И каким облегчением было, когда эта «влюбленная пара» укатила из города. Постоянно слышать разговоры, сплетни, пересуды… Только про них и говорили, как будто вся остальная жизнь в их городе потеряла значение. Ей, конечно, ничего не говорили в глаза, но ведь не спрячешься, уши не заткнешь. А потом он еще и вернулся (бросила его вертихвостка, и поделом ему, сразу было понятно, чем дело кончится), вернулся и отнял дочь.

Но Таня-то! Как легко променяла все, что мать сделала для нее, на эту кошмарную Москву, и все с его подачи, нет сомнений. Вот зачем он только вернулся назад? Зачем? Мучить ее? Продолжать влиять на Таню?

Внезапная трель мобильного телефона, раздробив воспоминания, вернула ее к настоящему.

– Что? Марья Андреевна увольняется из сорок пятой? Да, срочно позвони и зови ее к нам. Нет, подожди, не звони, я вечером к ней сама зайду. Надо сделать все так, чтобы не сорвалось.

Положила трубку. Улыбнулась себе в зеркале.

– Ну вот, теперь в школе будет отличный повар! Наконец-то, – сказала сама себе и помрачнела: теперь Зинаиду Кузьминичну нужно будет увольнять.

А как ее уволишь, когда столько лет отдала школе? Но руководила кухней она плохо. Уж сколько раз разбирали все это: и что еда невкусная, и что дети плохо едят, много оставляют на тарелках. А дети должны хорошо питаться. Марью Андреевну она давно переманивала. Сейчас бы не упустить. Интересно, почему из сорок пятой ушла? С кем что не поделила? Ну да ничего, выясним. Здесь разве что укроешь! Нужно позвонить их уборщице, та всегда в курсе и к ней на работу рвется. Но пока ей в лучшей школе города делать нечего.

Как-то после очередного телефонного разговора с отцом, который, переполненный энтузиазмом, собирался на свою венецианскую конференцию, Таня подумала, что попасть на какую-нибудь педагогическую конференцию – неплохая идея. Там можно людей послушать, сориентироваться, что происходит сейчас в сфере образования. Понять, куда надо двигаться и стоит ли. Приниматься за вымечтанный проект было боязно, да и непонятно, с какого конца начинать.