Тут в комнату вошла пожарная инспекция в тусклых медных шлемах. Все вздохнули с облегчением.
Жизнь как всегда куда увлекательнее глупых наших о ней представлений.
Наслушавшись советов из интернета, оставил собаку-степана реять в свободном плавании на время моего отсутствия.
Ну и хуле? Приехал — сидит снова на цепи, жалуется, лижет ботинки. Ибо вообще всех успел заебать.
Эх, собака-степан, собака-степан. Дал ему сосиску, даже две.
Но какой же на нём за зиму вырос подшёрсток! О если бы у меня был такой подшёрсток, я бы отправился пешком в Антарктиду и пугал бы там время от времени полярников.
В детстве я это называл «помогать весне»: часа два самозабвенно сколупывал лёд с дорожек.
Проходившая мимо соседка сказала скептически: «Да чо ябёсся? Само стает»
«На станции Дно есть место одно». Кто-нибудь знает продолжение?
Купил на этой самой станции двух сушёных пескарей и жадно сожрал, провоняв ими весь вагон. Но не очень сильно, через некоторое время выветрилось. Вот оно ещё одно преимущество плацкартного вагона. А кабы я ехал в купе?
Для интересующихся — вот портрет несчастной собаки-степана:
У него глаза блядь жиром заплыли, как у депутата от единой россии.
А весна всё ж таки действительно — целых две мухи проснулись.
По дороге к автолавке встретил Пахома. «Ну как твоё ничего?» — спросил Пахом. «Да так — потихоньку-помаленьку» — ответил я обстоятельно. Поговорили. Мы люди солидные.
Собака-степан, получивши после автолавки полкило ливерной колбасы, вновь обзавёлся собственными мнениями, которые у него всегда одинаковые: про ещё полкило колбасы. Он мне не сын, поэтому речей я перед ним произносить не стал, а сказал просто и кратко: «Что, скотина, пиздюлей давно не получал?» На что Степан, спрятавшись в будку, выразил на лице своём полное отсутствие мнений по каким бы то ни было вопросам.
Вот и нехуй.
Кстати, было дело, взяли прошлой осенью чистопородного какого-то спаниеля с непроизносимым именем, паспортом и родословной.
Ну, он осмотрелся, а будь он хоть семьсот раз родословный, но всё равно животное стайное.
Он очень быстро выяснил, кто тут в стае самый слабый и ненужный, и стал отбирать у него игрушки, гавкать и совсем уже было занял предпоследнее место в иерархии, но тут же был выпизднут нахуй, то есть возвращён прежней хозяйке.
Потому что ошибка вышла: вот этот-то самый слабый был в этой иерархии самым главным.
В связи с наступлением весны перешёл с валенок на резиновые сапоги. Походил в них туда-сюда — дров нарубить, то, да сё.
Снял, очень знакомое ощущение: я в этих сапогах в прошлом году ездил на Север и даже проходил однажды в них, ни разу не снявши, три дня.
На четвёртый день снял, посмотрел на свои ноги и закручинился: они у меня и так-то не очень-то румяные, а тут и вовсе померли. Но это всё хуйня.
А вот Север — это очень страшная штука. Не знаю уж, проклясть ли мне писателя Новикова, который меня туда затащил, или же возблагодарить.
Вернёшься оттуда бывало и три дня пьёшь запоем в благодарность за то, что остался жив.
Но на следующий год, как только весна, так сразу начинаешь вздыхать, чесать бороду и размышлять о постороннем: обратно туда хочется.
Чисто для памяти (из беседы с соседской старухой): «Пязду растопырит и сядит, пиво хлешшет. Барыня!»
А у нас совсем уже тепло, гуси летят тысячами на север. Говна степанова понаоттаяло — это ж откуда из такой голодной собаки?
Но всё равно прекрасно. Нет, я не Пушкин, я другой. Весну люблю.
В доме совершенно некуда деваться от солнца. Окна-то все на юг, восток и запад — сквозь шторы просачивается, отражается откуда-то.
Смотрю на тщательно заделанное открывающееся в огород окно в кухне: я ж тебя так старательно конопатил, вынюхивал, откуда дует. И чего теперь — всё обратно отдирать?
А отдирать!
О! А вот и оно: полено, то самое.
Может кому подарить? А то у меня Буратино уже есть.
Ходили за рыбой. Обошли кругом целое озеро. Рыбы опять не нашли.
Зато нашли огромный куст можжевельника с ягодами. Очень хочется пересадить его на наш участок. Это возможно?
Ещё нашли немецкий блиндаж — поковырялм ножом, обнаружили кирпичи, на которых стояла печка.
Будем копать.
Фауст-патрон, он может быть и не очень нужен в повседневной жизни, но в городе иной раз очень бы пригодился.
Хотя сгнило там уже конечно всё.
Кабан почесался:
Страшнее кабана в лесу только Медведь. Хотя, если у них возникнет конфликт интересов, то ещё неизвестно, кто кого сборет.
В наших местах на кабана охотятся так: строят на дереве шалаш где-нибудь неподалёку от его логова и сидят там три или четыре дня с карабином, памперсами и двумя литрами спирта, пока этому кабану не станет противен ваш перегар и тогда он начнёт валить сосну, на которой вы сидите.
Далее всё зависит от вашего хладнокровия, количества патронов и воли Божьей.