– Что это? – подумала Ада, щурясь, и глядя, как величественное солнце выплывает из-за сада, как растворяется белый плотный туман под его лучами, как высыхают капли росы на стеблях, как разливается повсюду свет нового дня.
– Встала уже? – на крыльцо вышел дед.
– Доброе утро, дедушка! – отозвалась Ада.
– Сегодня воистину доброе, – улыбнулся дед, – Прощаться нынче будем.
– Как прощаться? – испугалась Ада, – Что такое ты говоришь, дедушка? Я никуда не хочу.
Она умоляюще сложив на груди руки, уставилась на деда.
– Пора тебе, милая, срок твой вышел, погостила у меня и будя.
– Ты что, гонишь меня, деда? – голос Ады дрогнул.
– Вот те раз, – обиделся дед, – Я к ней с доброй вестью, а она меня хает.
– Зачем же нам прощаться?
– Аль забыла ты, что я тебе сказывал, внученька? Ты здесь на время была, чтобы подлечиться. Помнишь, про границу тебе баял? Судьба твоя всё это время решалась, ходила ты, как по острию ножа. А нынче решилась твоя доля дальнейшая. Пора тебе возвращаться в мир живых. Будет день и встретимся вновь, только это будет нескоро. Жизнь тебя ждёт длинная и счастливая.
– Какое уж счастье? – пригорюнилась Ада, – Снова бесконечная карусель переездов, борьбы, ни дома, ни угла своего, всё, как птица перелётная, та и то гнездо вьёт, а я, видать, несчастнее её. И Тьма…
– Нет больше Тьмы, – отрезал дед.
– Как нет? – Ада подняла на деда встревоженные зелёные глаза.
– Так, нет и всё тут, – ответил дед, – Ты, считай, что заново родилась нынче. Прошлое отсекло. Нет его. И дара тоже нет.
– Значит, я больше никому не смогу помочь?
– Почему? Чтобы ближнему помогать особый дар не нужно иметь, а лишь только одно – сердце доброе, что на беду чужую отзывается, как на свою, откликается сочувствием да участием. Живи, твори милостыню, к людям по-человечески относись, зла никому не желай, чем можешь – словом ли делом – помоги. А на остальное воля Божия.
Ада в изумлении смотрела на деда, в её голове пока плохо укладывалось сказанное им.
– Дедушка, а где же жить мне подскажешь? Куда поехать?
– Там уж тебя ждут, – махнул рукой дед.
– Кто ждёт?
– Судьба твоя.
Ада вспомнила слова Алёши про Михаила, и вновь покраснела, как школьница.
– Деда, ты про Михаила Константиновича, да?
– Ну, был Константиновичем, а станет просто Мишенькой.
– Да ведь он моложе меня!
– Что с того? Душа она возраста не имеет. Как и любовь.
– Деда, – ещё больше краснея, спросила Ада, – А вот Алёшка мне ещё про сыновей говорил, про близнецов, правда это?
– Ну, а с чего бы ему врать тебе? Он тебя любил крепко, и сейчас любит. Здесь любовь вечная. Только не такая, как на земле, с ревностью да ссорами, с упрёками да обидами. Здесь иначе любят…
– Неужели это всё мне не снится?…
– Думай, как хочешь, от этого ничего не изменится. А только я тебе так скажу, отмаялась ты, девка, отработала свой дар, теперь жить станешь спокойно и счастливо.
– Значит мне пора?
– Пора, – кивнул дед.
– Ой, погоди, а с Алёшкой попрощаться?
– Алёшки тут нет.
– Как нет? Я ж его в поле видела, говорили мы.
– Он в другом месте. А сюда нарочно, чтоб с тобою свидеться приходил.
– В каком это, другом?
– «У Отца моего обителей много»…
– Значит, не удастся мне с ним попрощаться, – расстроилась Ада.
– А ты не грусти, девка, он тебя слышит и видит, и уж явно не хотел бы, чтобы ты нос вешала да слёзы лила.
– Ты прав, дедуля, – улыбнулась Ада и вытерла слёзы, что струились по щекам, – Ну, значит, до встречи, я не говорю – прощай.
Она подошла к деду и прижалась к нему крепко-крепко.
– Я люблю тебя, деда, – прошептала она, – Спасибо тебе за всё! За то, что был, за то, что есть. Однажды встретимся.
Она подняла на деда лицо, мокрое от слёз.
– Непременно встретимся, – кивнул дед, пытаясь смахнуть мужскую слезу, – Я ждать буду. Самовар к твоему приходу поставлю. Во-о-он там, в саду, под яблонями, как ты любишь. У стола, правда, ножка сломалась, да это ничего, починю, времени у меня в запасе много. А баба Дуня нам скатерть новую ажурную свяжет. Белую, как яблоневый цвет.
Дед вложил в руку Ады какую-то маленькую вещь и сжал её кулачок своей ладонью.
– Не открывай пока, там поглядишь. Это тебе, талисман, так сказать… Оберег. При себе его всегда носи.
– Спасибо, дедушка. До встречи, родной.
– Ступай себе с Богом.
Ада вышла за ворота, как была босиком и в ночной рубашке, и пошла по дороге, ведущей в луга, той, по которой и пришла она сюда сколько-то дней назад, а может лет? Ада потеряла счёт дням. Тут время текло иначе. На околице она остановилась и оглянулась назад, чтобы в последний раз окинуть взглядом отчий дом. Именно этот, дедов дом, а не родительский, считала она родным. Крашеные синей краской ставенки, завалинка, простая калитка, зелёный палисад, в котором растёт берёза, сад за домом…
– До встречи, – взмахнула Ада рукой, и быстро зашагала прочь.