100 великих крылатых выражений

По рассказу историка Аммиана Марцеллина, Юлиан устраивал у себя во дворце диспуты между еретиками и ортодоксами, потешая себя зрелищем их сварливой перепалки («Деяния», XXII, 5). Сам же он в своем сочинении «Против галилеян» и в многочисленных письмах безжалостно препарировал христианское вероучение, выявляя его слабости и показывая, какая опасность исходит от него. Ранневизантийский историк церкви Ермий Созомен описал отношение Юлиана к христианству следующей емкой формулой: «Прочитал, понял, презрел!»

В своем презрении к христианам он был преисполнен гордыни и выбрал себе в противники не людей, почитавших Христа, а Его самого. В сочинении «Против галилеян» он нарисовал необычайно отталкивающий портрет Христа. Себя же он объявил пророком бога Аполлона.

Казалось бы, Юлиану Отступнику удалось и впрямь совершить немыслимое – повернуть колесо времен вспять. Он обвинил христианскую церковь в нетерпимости ко всем, кто мыслит иначе, во вражде к традиционному языческому образованию. Если бы его правление продлилось десятилетия, то…

Историки до сих пор спорят о том, как развивалась бы наша цивилизация, если бы император Юлиан не был убит в 363 г., а продолжил бы свою политику постепенного ослабления, а затем и полного искоренения христианства – этой «умственной немощи», охватившей вдруг римлян и греков в последние три столетия. Удалась бы ему эта радикальная реформа мировоззрения подданных? Или все-таки нет? И Галилеянин, ненадолго забытый, снова бы победил?

Спор историков не окончен, хотя в большинстве своем они полагают, что христианская религия, пережив тяжелейший кризис в годы правления Юлиана, сколько бы оно ни длилось, снова вернула бы себе утраченные позиции.

В реальной, а не альтернативной, истории христианства Галилеянин, то есть Иисус Христос, взял реванш гораздо быстрее.

Религиозную реформу Юлиана прервала начатая им война, в которой ему суждено было погибнуть. Историки продолжают спорить о целях войны с Персией, затеянной им в 363 г. Возможно, он хотел лишь защитить восточные границы империи от грозившей им опасности – регулярных вторжений персов. Возможно, рассчитывал укрепить свою власть в стране, одержав победу над извечным противником. А может статься, он решил войти в историю как второй Александр, новый сокрушитель Персидской державы. Известно, что Юлиан считал идеальными правителями не только римских императоров Марка Аврелия и Траяна, победившего Парфию, но и Александра Македонского.

В любом случае необходимости в этом походе не было после того, как Констанций II заключил перемирие с Шапуром II, царем Сасанидов. Даже этот худой мир был лучше войны с ее непредсказуемыми трагедиями, одна из которых как раз и пресекла правление Юлиана Апостата. Словно какой-то рок – приговор Судьбы или наущение Дьявола – толкал его на эту войну, хотя персы и предлагали продолжить переговоры о заключении прочного мира, начатые с его предшественником. Юлиан предложение отверг – «себе на пагубу», как, по традиции, принято говорить о великих грешниках.

Аммиан Марцеллин сообщает, что император жаждал победить персов (XXII, 12). Вероятно, памятуя о великих полководцах прошлого, он надеялся, что, одержав ряд громких побед, завоюет сердца солдат: камни чужой страны были ему в той войне добычей второго сорта.

Однако боевой пыл императора многие участники похода не разделяли. Рим давно отвык от больших войн. Легионеры – не в пример тому, что было пять столетий назад, – чаще гибли в гражданских войнах, чем в военных походах. Пусть они и готовились всю жизнь к войне, их боевой опыт обычно исчерпывался короткими пограничными стычками с варварами.

Начинался поход, впрочем, успешно. Согласно византийскому историку V в. Зосиму, численность римской армии, выступившей в поход против Персии 5 марта 363 г., составила 65 тысяч человек.

27 марта армия переправилась через Евфрат. На сторону Юлиана сразу перешли некоторые приграничные персидские вассалы (в основном арабы по национальности). Верные им воинские части пополнили армию римлян.

7 апреля император вторгся в Ассирию, вот уже тысячу лет как сломленную и покоренную персами. Наконец, армия Юлиана приблизилась к одной из персидских столиц – Ктесифону. Однако ее осада не удалась. Воины стали роптать. Ближайшие сподвижники Юлиана начали отговаривать его от продолжения войны. Длить же осаду, не имея специальных осадных машин, он и так не мог. Не осталось и припасов: партизаны-персы, храбро защищая свою страну, использовали тактику выжженной земли.

Римляне изнывали в пустынном краю. Персы же перешли в контрнаступление. Если в битве при Маранге, на берегу Тигра, римляне выдержали удар, то в следующем сражении, 4 дня спустя, 26 июня, Юлиан, увлекшись, ринулся в схватку, «забыв в суматохе панцирь» (Аммиан Марцеллин, XXV, 3), и получил смертельный удар копьем в живот.