Нижняя челюсть длиной и шириной с хорошую доску; особенно она кажется широкой от торчащего кверху ряда гигантских зубов. В этой челюсти лежит кроваво-красный язык с зубчатыми краями. Просоленный и прокопченный, он составляет прекрасное лакомство.
Я намеревался заняться им впоследствии.
Под сводчатым нёбом взрослый человек свободно может пройти, не сгибаясь. Все оно усажено густой щетиной.
Ноздри, соединяющиеся снаружи в одно отверстие, находятся в прямой связи с легкими, а горло ведет прямо к той каучукообразной твердой массе, которая издает ревущие звуки, когда кашалот сражается с другими, или же когда он… влюблен.
А разве кашалот способен влюбляться? О, несомненно! Его сердце в величине может поспорить с моей спиной; яйцевидное отверстие в него всегда открыто.
Из пасти, сквозь горло, есть проход, по которому (немного сгорбившись) можно пройти в первый желудок.
Первый желудок у кашалота, снабженный множеством железок, служит лишь подготовительным органом: выделения железок делают проглоченную пищу годной для дальнейших процедур.
Не раз замечали, что кашалот снова выбрасывал проглоченную добычу; это означает, что первый желудок еще не может справиться с ней, и потому надо пережевать ее хорошенько. Так, например, один кашалот, на глазах изумленных китоловов, раз проглотил, выплюнул и опять проглотил целую акулу!
Войдя во внутренность кашалота, я должен был пользоваться магниевым освещением.
Температура в первом желудке доходила до пятидесяти восьми градусов по Фаренгейту.
Желудок был совершенно пуст; из этого я заключил, что кашалот был голоден и долгое время гнался за китихой, не имея времени заняться более мелкой добычей.
Узкое отверстие, по которому я мог пробраться лишь ползком, вело во второй желудок — химическую лабораторию кашалота.
В этом желудке лежала масса мелких каракатиц и остатки акулы, еще не переваренные настолько, чтобы попасть в третий желудок.
Второй желудок находился в непосредственной связи с печенью. Отдельного желчного пузыря нет у кашалота.
Третий желудок представляет из себя настоящую двигательную силу.
Он самый маленький из всех. Его круглые стенки сплошь усажены живыми, подвижными шероховатыми связками и чашечками. Эти приспособления вполне перерабатывают предоставленные им пищевые вещества до тех пор, пока они не будут окончательно превращены в кашицу.
Просунув голову в третий желудок, я немедленно с испугом отдернул ее назад…
И вообще-то атмосфера в этом чудовище была не из особенно приятных, но из этого отделения несло таким резким аптечным запахом, да вдобавок еще смешанным с обыкновенным зловонием от разных отбросов, что я не в состоянии был войти в него.
Пришлось удовольствоваться освещением его снаружи, чтобы, по крайней мере, рассмотреть все хорошенько.
Этот желудок, по-видимому, продолжал еще жить и работать: бесчисленные нервные пучки двигались, и всасывающий аппарат еще обрабатывал находившуюся в нем большую бесформенную массу.
Распоров подряд все желудочные мешки, я вытащил через пасть эту массу и узнал в ней огромного полипа, способного задушить и человека своими гигантскими, усаженными неисчислимым множеством сосков разветвлениями, которых у него восемь. Но каков кашалот? Значит, он в состоянии проглотить даже такое почти неуязвимое чудовище!
Положим, проглотить полипа еще можно, но переварить его в себе очень трудно, потому что в нем находятся очень твердые составные части, не поддающиеся никакому желудочному соку.
(От этого-то непереварившегося полипа и происходило, главным образом, страшное зловоние).
Я наполнил третий желудок камнями и опустил его на дно, и тогда можно было продолжать работу.
Но затем я побросал в воду сердце и селезенку, которые никуда не годились.
Почки же я оставил; они имели форму виноградных кистей и были очень вкусны. Печень я тоже оставил.
Почки я нашел в четвертом желудке в конце «двенадцатиперстной» кишки.
Моя взрывчатая острога проникла как раз сюда, в четвертый желудок, и причинила смерть разрушением части главной артерии.
Четвертый желудок самый поместительный. Его стенки чисты и гладки; здесь пункт распределения химической сортировки; отсюда идут к местам своего назначения пищевая кашица, вода, отбросы и твердые части.
В желудке кашалота производится еще одно вещество, которое не принадлежит ни к одной из вышеперечисленных категорий.
Я говорю об амбре, являющейся только в желудке кашалота. Это — самое ценное благовоние и вместе с тем врачебное средство; унция его продается в Англии по восьми фунтов стерлингов.
Я нашел в желудке кашалота кусок этого вещества фунтов в 50! Оно приросло к стенке желудка и было обтянуто тонкой пленкой.
Я предположил, что амбра производится желудком кашалота из остатков каракатиц, тоже не вполне перевариваемых им. Это мое мнение подтверждалось тяжелым запахом, свойственным амбре в сыром состоянии и напоминающим запах именно каракатиц. Превосходный аромат приобретается амброй лишь в сухом виде.
Я вытащил слиток амбры ценой в шесть тысяч фунтов стерлингов и положил его на берег для просушки.