- Кроме того, вас шантажировали мерзким письмом, которое вы написали моему сыну, - продолжил маркиз.
- Не знаю, кто вам рассказал все эти глупости, - ответил я, - но всё это - ложь, и довольно смехотворная.
В конце концов он сказал, что, если снова застукает меня со своим сыном, просто побьет.
- Мне неведомы ваши правила бокса, - парировал я, - но мое правило - стрелять без раздумий, если на меня нападут, - после чего попросил его покинуть мой дом.
- И после этого он, конечно же, не ушел? - спросил я.
- Фрэнк, он до конца вел себя грубо и нелепо.
Когда Оскар рассказывал мне эту историю, мне казалось, словно кто-то другой говорит его устами. Идея о том, что Оскар мог бы «постоять за себя» в стычке с Куинсберри или «выстрелить без раздумий», была слишком нелепой. Кто его поднчивал? Альфред Дуглас?
- А что было потом? - поинтересовался я.
- Ничего, - ответил Оскар. - Наверное, теперь он затихнет. Бози написал ему ужасное письмо, теперь маркиз должен понять, что, если продолжит в том же духе, только повредит своей родной кровиночке.
- Это его не остановит, - возразил я, - если я верно понял его письмо. Но если бы посмотреть, что написал Альфред Дуглас, я смог бы лучше судить об эффекте, который произвело его письмо на Куинсберри.
Вскоре я увидел это письмо - оно лучше, чем мои слова, расскажет о характере главных действующих лиц этой грязной истории:
«Поскольку мои письма вы отсылаете мне обратно нераспечатанными, я вынужден написать вам на открытке. Я пишу вам, дабы сообщить, что ваши абсурдные угрозы меня совсем не волнуют. После вашей эскапады в доме О. У. я начал бывать с ним во многих ресторанах, например, в «Беркли», «Уиллис Румз», «Кафе-Рояль» и т.д., и буду продолжать посещать эти заведения, когда захочу и с кем захочу. Я совершеннолетний и сам себе хозяин. Вы уже дюжину раз лишали меня наследства и очень подло оставляли без денег. Так что у вас нет никаких прав на меня - ни юридических, ни моральных. Если О. У. подаст на вас в Центральний уголовный суд иск за клевету, вы получите семь лет каторжных работ за свои возмутительные инсинуации. Несмотря на всю мою к вам ненависть, мне очень хотелось бы этого избежать ради семьи, но если вы попытаетесь на меня напасть, я буду защищаться с помощью заряженного револьвера, и если он или я вас застрелим, нас полностью оправдают, поскольку это будет самозащита против жестокого и опасного мерзавца, и, думаю, если вы умрете, мало кто будет по вам скорбеть.
А. Д.»
Это письмо меня ужаснуло. Моя догадка оказалась верна: это Альфред Дуглас говорил устами Оскара, угроза стрелять без раздумий исходила от него. Тогда я не понимал все обстоятельства, я не был знаком с леди Куинсберри. Я и представить себе не мог, как она страдала в плену у своего мужа - очаровательная, образованная женщина с тонким вкусом в литературе и искусстве, стройная, словно тополь, чувствительная и благородно великодушная, оказалась в лапах этого жестокого грубого животного с пылающим взором и задиристым нравом. Ее брак была мученичеством. Естественно, все дети встали на ее сторону в этой ссоре, а лорд Альфред Дуглас, ее любимец, практически отождествлял себя с нею, что в некоторой степени объясняет, хоть и не оправдывает, бессердечную враждебность его письма. Письмо показало мне, что эта ссора - намного глубже и острее, чем я думал - одна из тех ужасных семейных ссор, участники которых слишком хорошо друг друга знают, и это превращает гнев в безумие. Всё, что я мог сделать - это предупредить Оскара.
- Это - старая история, - сказал я. - Ты лезешь разнимать грызущихся собак , и ты из-за этого пострадаешь.
Но Оскар не хотел или не мог этого понять.
- Ну а что делать с таким безумцем? - спросил он несчастным голосом.
- Избегай его, - ответил я, - как избегал бы сумасшедшего, который хочет с тобой подраться. Или помирись с ним. Ничего иного не остается.
Увещевания на Оскара не действовали. Вскоре произошел новый инцидент. Маркиз явился на премьеру «Как важно быть серьезным» с букетом репы и моркови. Почему именно эти овощи, наверное, смог бы объяснить лишь сам маркиз и его приспешники. Я спросил Оскара об этом инциденте. Он, кажется, был встревожен, но в целом - ликовал.
- Куинсберри, - сказал Оскар, - снял ложу в театре «Сент-Джеймс», несомненно, для того, чтобы сорвать премьеру, но как только я об этом узнал, попросил Алека (Джорджа Александера) отослать ему деньги за ложу обратно. В вечер премьеры Куинсберри явился в театр с огромным пучком моркови. Его не пустили в кассу, а когда он попытался зайти в фойе, его отановила полиция. Он наверняка безумен, Фрэнк, как ты думаешь? Я рад, что его план сорвался.
- Он безумно жесток, - сказал я. - Он продолжит на тебя нападать.
- Но что же я могу поделать, Фрэнк?
- Не проси у меня совет, которому не последуешь, - ответил я. - Мне всегда нравилась одна французская поговорка: «В любви и на войне все средства хороши». Ради бога, не ввязывайся в это. Остановись, пока можешь.