81b84ce8-b7fb-4434-ad0a-4f705ad20783

она не может шевелить пальцами, кричит, плачет. Со стороны может показаться, что ей реально больно,

словно эта дикая боль мешает ей прикасаться к клавиатуре или даже к шариковой ручке, но, тем не

менее, она спокойно трогает другие предметы. Потом она зовет какого-то мужчину по имени. Громко

зовет. Постоянно. Иногда пишет его имя на стенах.

– Она же не может писать.

– А вот это загадка для нас самих. Она пишет кровью. Прокусит палец и выводит на стенах. Жуткое

зрелище.

– Вы знаете ,кто это?

– Нет. Понятия не имею. Мне так ее жаль. Она такая нежная, беспомощная, хрупкая. Сердце

разрывается от ее страданий, и никто ничем не может ей помочь. Только лекарства, которые колют

насильно. Больше мы не ведемся на ее просьбы, потому что они провоцируют жесточайшие приступы.

– А кто оплачивает ее нахождение в клинике? Кто ее привез к вам?

– Не знаю. Я перевелась сюда, когда узнала об этом, спустя месяц после попытки суицида. Вся

информация у Стэнли. Главврача. У меня нет к ней доступа.

– Ее кто-то навещает?

– Нет. Никто. За вас замолвили словечко и, видимо, приплатили. Официально все посещения

запрещены.

– Почему? Она ведь не агрессивна.

Тэсс пожала плечами.

– Не знаю. Да и не мое это дело. Значит, есть причины. Вы тоже сильно не распространяйтесь.

Узнает Стэнли – и вам запретят здесь появляться. В журнале прописывают, что вы навещаете другую

пациентку.

Этой ночью Элис прочла еще один роман и снова уснула только под утро. Ее мучали кошмары.

Она видела горящую живьем женщину, и та громко кричала, звала на помощь. Проснулась Элис в

холодном поту. Хуже всего, что ей казалось, будто это она горит и громко кричит, у нее даже сел голос.

Нужно найти эти чертовые черновики и завязывать с этой статьей. Но уже возник профессиональный

интерес и дикое любопытство. Так бывает, когда вдруг появляется возможность заглянуть через окно в

чужую жизнь, в чужие тайны, даже в чужую боль. У Элис было какое-то странное ощущение, что там, за

этими равнодушными голубыми глазами, скрывается очень много тайн. И это не просто тайны, не какие-то

жизненные неурядицы, сплетни и грязное белье… Нет. Там скрывается нечто, что заставило эту женщину

облить себя бензином и чиркнуть зажигалкой, и Элис сомневалась, что причиной тому неудачная личная

жизнь, развод с мужем, творческий кризис…Это иное. Что-то темное, непостижимое.

И она попыталась это постичь, думая, что найдет ответы в книгах. Элис прочла все, но, дочитав,

вдруг поняла, что ничего особенного ей не открылось, кроме нового автора. Элис не могла с

уверенностью сказать, что ей безумно понравились книги. Даже больше, она читала авторов намного

талантливее Милантэ. Но…в ее книгах было нечто. Нечто завораживающее, заставляющее дочитать до

конца, заставляющее покрываться мурашками или рыдать навзрыд. Некая игра слов. Самых обычных

знакомых слов, которые в совокупности вдруг создавали картинки. Очень яркие. Словно окунали

туда…прямо в пекло, прямо в ад. Моментами становилось не по себе, и Элис откладывала чтение.

Перевести дух. Прийти в себя.

Это при первом прочтении. Она понимала, что со временем перечитает, чтобы вникнуть получше.

На третью встречу она уже шла подготовленной, и верила, что на этот раз не уйдет ни с чем. Но, видимо,

ошиблась. Лия снова смотрела на зашторенное окно, и, что бы Элис не говорила ей, она ее не слышала.

Точнее, она слышала. Элис видела, знала, что слышала, но всем своим видом показывала полное

равнодушие. Собственное бессилие перед чужим упрямством дико нервировало. Высокомерная

зарвавшаяся стерва. Вот кто она. Прекрасно понимает и видит, что Элис это нужно, что она не просто так

приходит, не просто так выспрашивает и все равно полное игнорирование. Где-то в глубине души

возникло желание тряхнуть за плечи. Подойти и грубо тряхнуть. Недели изучения материала,

потраченное время впустую. И в голове голос Милтона о том, что она лишится работы.

– Сегодня прекрасная погода, Лия. Вас вывозят на улицу? Морозный день и солнце светит. Ярко,

ослепительно. Небо очень голубое. Вы сами, в своих романах как-то сравнили глаза одного из героев с

небесной лазурью. Именно такое сегодня небо – пронзительное, как его глаза.

Краем глаза Элис увидела, как женщина впилась в поручни коляски, с такой силой, что костяшки

пальцев побелели.

– Вы хотели бы посмотреть на небо, Лия?

Элис подошла к окну и раздвинула шторы, яркий свет немного ослепил, и женщина прищурилась,

но глаза не закрыла, наоборот, они через время расширились, и она слегка подалась вперед.

– Когда вы писали о нем, вы смотрели именно на такое небо? Именно это вы представляли?

Элис прощупывала почву, что именно вызвало интерес, но это было очень сложно, особенно когда

в ответ продолжают молчать. Интерес пропадал, вначале пальцы слегка разжались, потом и веки