Духов действительно предлагал Турбинеру остаться его заместителем, но Виктор Александрович отказался в весьма резкой манере, что следует из позднейших воспоминаний самого Турбинера. Причем характерна и показательна – со слов Турбинера – мотивировка его отказа. Осенью 1948 года он заявил Духову в присутствии Зернова: «Все уже сделано моими сотрудниками и под моим руководством. Все вопросы создания первой атомной бомбы как по заряду, так и по изделию в целом, завершены. Доработок не требуется…»
Сказано это было, конечно, в сердцах – до испытания РДС-1 оставался год, и работы всем – конструкторам в том числе – предстояло выполнить немало. Внимательное изучение 8-томного издания РФЯЦ-ВНИИЭФ «История создания ядерного оружия в СССР 1946–1953 годы (в документах)» убедительно показывает и доказывает, что многие вопросы – конструкторские, технологические, смежные – к тому времени как раз решены
Достаточно привести выдержку из выступления одного из заместителей Харитона, начальника научно-исследовательского сектора (НИС) профессора Кирилла Ивановича Щелкина, на совещании 11 октября 1948 года у начальника «Объекта» генерал-майора ИТС П.М. Зернова, где присутствовали также Ю.Б. Харитон, Л.В. Альтшулер, Е.И. Забабахин, А.Д. Захаренков, И.А. Терлецкий и другие.
Щелкин тогда заявил:
«Задержка с опытами на малых радиусах произошла из-за неотработанности заряда в конструктивном и технологическом отношениях».
А вот отрывок из «Краткого технического отчета» о работе отдела 25 за II квартал 1949 года от 15 июля 1949 года, подписанного заместителем начальника отдела Матвеевым:
«За отчетный период работа отдела проводилась по следующим направлениям:
1. Выяснение роли алюминиевой оболочки в конструкции центральной части на сглаживание неоднородностей во фронте ударной волны.
2. Проверка конструкции полюсного элемента…»
и так далее…
Это – работы весны и даже лета 49-го года! До первого испытания 29 августа оставались считанные недели, а окончательно все решено не было – вопреки уверенности Турбинера, высказанной им годом (!) ранее…
Возможно, дело тут было не только в ущемленном самолюбии Виктора Александровича, а в том, что в силу особой секретности даже Турбинера вряд ли очень-то пускали «внутрь» непосредственно заряда, и он не был в полной мере осведомлен обо всех сложностях и трудностях по этой части.
В описанной выше и ныне достоверно практически невосстанавливаемой коллизии отразились и какие-то черты времени, и особенности переходного периода в оружейной работе от первых экспромтов к новому – более основательному качеству ее. Любителям же отыскивать причины в развернувшейся «борьбе с космополитизмом» могу сообщить, что в атомной отрасли она место быть
ГЛАВНОЙ официальной конструкторской фигурой «Объекта» стал генерал-майор Духов. А вскоре по приказу начальника КБ-11 Зернова от 29 декабря 1948 года научно-конструкторский сектор № 1 получил – «в целях соблюдения государственной тайны» – наименование «сектор № 38». В этот «первый-тридцать восьмой» сектор входили отделы №№ 39–44 во главе с Н.Г. Масловым, Н.А. Терлецким, С.Г. Кочарянцем, А.П. Павловым и В.К. Лилье (оба – отдел № 42), С.И. Карповым и Д.М. Урлиным.
И теперь в число их младших коллег входил Давид Абрамович… Разница в служебном положении Фишмана и Духова была тогда, конечно, велика, но чувство общего, старого, путиловского а потом уральского товарищества не могло не существовать. Тем более, что связующим звеном тут был Гречишников. Поэтому можно предполагать, что «вписался» Давид Абрамович в работу быстро и без того чувства некой внутренней неуверенности, которое знакомо каждому, кто хоть раз в жизни начинал что-то заново и всерьез.
Здесь делали советское атомное оружие, а по сути – создавали и новую науку, новые подходы к взаимоотношениям ученых, инженеров и производственников. И это – получалось! Кадры действительно решали все!