Я внимательно посмотрел на него и со значением произнес:
– Елизавету-Марию фон Нальц.
– О, я читал об ее исчезновении! – тут же отозвался гипнотизер. – Такая трагедия!
– Мы найдем ее.
– Но почему именно здесь?
– Тайна следствия.
– Не подумайте, будто я сомневаюсь в вашей компетенции, главный инспектор…
– Старший инспектор.
Маэстро Марлини улыбнулся:
– Мне как человеку сугубо штатскому простительна эта ошибка, старший инспектор. Просто вас ввели в заблуждение. – Он подошел к столу, на котором стояла початая бутылка вина и ваза с фруктами, наполнил бокал и предложил: – Выпьете?
– На службе.
– Похвальное рвение! Дослужиться в столь юном возрасте до старшего инспектор, вероятно, было нелегко?
– Внешность обманчива, маэстро, вам ли об этом не знать? – без заминки парировал я, внимательно наблюдая за действиями констеблей. Те проверяли все коробки и ящики, где мог бы укрыться человек, и все же что-то в их перемещениях по комнате вызывало смутное беспокойство.
– А ваши очки? – вновь отвлек меня гипнотизер. – Первый раз такие вижу, позвольте взглянуть.
Рука против воли потянулась к дужке, но я вовремя остановил это движение и почесал щеку.
Маэстро Марлини рассмеялся:
– Надо заказать себе такие же.
– Вряд ли они пригодятся вам на каторге, – покачал я головой.
– А как же презумпция невиновности?
– Дочь главного инспектора полиции – не та персона, похититель которой может рассчитывать на снисхождение.
– Мне непонятно ваше ожесточение, – оскорбился фокусник. – У вас в этом деле личная заинтересованность… старший инспектор Моран?
– О да! – улыбнулся я, сообразив вдруг, что именно вызывает чувство неправильности происходящего. Центр помещения оставался свободным от ящиков, но и констебли, и ассистенты маэстро передвигались исключительно вдоль стен.
– Личная заинтересованность вредит делу, – наставительно заметил гипнотизер, явно в душе потешаясь над одураченным болваном.
Я ничего не ответил, только махнул рукой, подзывая полицейского, осматривавшего штабель коробов в дальнем углу.
– Констебль! Подойдите!
Постовой встрепенулся и поспешил выполнить распоряжение. Но двинулся он не напрямик, а опять же вдоль стен, словно центр комнаты преграждало некое препятствие, которое он обходил, сам того не осознавая.
– Слушаю, старший инспектор? – объявил полицейский, приблизившись.
– Какие успехи?
– Ничего.
– Продолжайте! – отпустил я его и повернулся к маэстро, который следил за нашим разговором с нескрываемым любопытством.
– Вы ничего не найдете, – уверил меня фокусник. – И на самом деле у вас нет никаких прав на обыск. Уверен, наш антрепренер уже вызвал адвоката. Советую покинуть цирк до его появления.
– Советуете? – негромко рассмеялся я и левой рукой выбрал из вазы с фруктами три некрупных апельсина. – Знаете, а я ведь одно время жил при цирке. Мой отец представлял интересы антрепренера. Разумеется, наша труппа была не чета вашему цирку, но в любом случае меньше всего мой папенька желал вмешиваться, когда у циркачей возникали проблемы с полицией.
– Это не лучшим образом характеризует вашего отца! – резко бросил маэстро.
– Боюсь, это общая черта всех законников. Они предпочитают дожидаться, пока ситуация разрешится сама собой. Вы уедете на гастроли, а им тут жить.
– Это угроза?
– Вовсе нет. Знаете, чему еще я научился в цирке?
Гипнотизер передернул плечами.
– Констебли закончили обыск, – заявил он. – Вам лучше уйти.
Я сделал вид, будто этой реплики не расслышал, подкинул в воздух сначала один апельсин, затем другой и третий и принялся жонглировать ими левой рукой.
– Правая у меня была тогда в гипсе, – сообщил я фокуснику. – Правой жонглировать я так и не выучился.
– Не понимаю, какое отношение это имеет к вашим обвинениям!
– Никакого, – ответил я; все мое внимание было приковано к взлетавшим в воздух и вновь падавшим в ладонь апельсинам.
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. Этот немудреный ритм полностью захватил сознание и вогнал в транс. Разум очистился, во всем мире остались лишь оранжевые шары с холодными, слегка шершавыми боками. Они взлетали и падали, снова взлетали и снова падали.
– Прекратите паясничать! – не выдержал наконец маэстро, и тогда я кинул апельсины ему, а сам резко обернулся, охватывая взглядом все помещение разом.
Маэстро Марлини был хорош и даже, не побоюсь этого слова, гениален. Без какой-либо подготовки, всего парой ничего не значащих фраз и банальных жестов он умудрился забраться в головы незнакомых людей и заставил их не обращать внимания на возвышавшийся в самом центре комнаты ящик на поворотной основе. Мы видели его, обходили, но не обращали никакого внимания, и только дурацкая игра с апельсинами позволила мне выскользнуть из-под сети искусного гипноза.
– Что это? – громогласно поинтересовался я, чем сразу привлек к себе недоуменные взгляды констеблей.
– О чем вы?! – удивился фокусник, уже далеко не столь беспечно и вальяжно как раньше.
– Этот шкаф, вы осмотрели его? – указал я на центр комнаты, и лишь тогда полицейские заметили все это время находившийся на всеобщем обозрении высоченный ящик.