Без симптомов

Николай вскочил. Он долго не мог нащупать на стене выключатель, наконец добрался до него, зажег свет - и весь похолодел.

На полу вместе с холстом и погасшей свечой валялись: ломоть черствого хлеба, две вареные и очищенные картофелины, одна из них развалилась от падения, большая свежая рыбина и… византийская чаша с отколовшимся краем.

Чувствуя себя словно во сне, словно со стороны, Николай присел на корточки, поднял картину: перед ним был пустой холст, без единого мазка… Совершенно пустой, плоский холст. Николай, придерживая рамку одной рукой, другой потрогал упавшие на пол предметы. Все были вполне реальными - рыба скользила в пальцах, картошка рассыпалась.

Николай бездумно поднял рыбину, ткнул ее в холст, потом - одну из картофелин, потом - отколотый край чаши… Иное пространство уже не принимало назад потерянные вещи.

Николай тяжело вздохнул - в горле будто застрял комок сухой ваты.

- Коль, к тебе можно? - едва расслышал он.

- Сейчас! - вскрикнул он.

Он несказанно обрадовался тому, что сестра позвала его: голос ее был нужен, как пощечина для теряющего сознание.

Он быстро собрал все с пола и перенес на стол. Холст засунул обратно за диван.

- Что расколотил-то? - спросила сестра, входя в комнату. - Ого, рыбу купил! Чего не отдал, я бы сейчас на ужин и состряпала… Слушай, отличная рыба. Карп. Где достал?

- Не трожь! - завопил Николай и сам испугался своего голоса.

Сестра вздрогнула, но не обиделась - она привыкла ко всяким выходкам брата и гордилась своим самообладанием.

- Псих, - сочувственно вздохнула она. - Ладно… Картошку вареную разбросал… Сумасшедший. Я сейчас подмету.

- Не трогай, - каменно прошептал Николай.

Сестра снова вздохнула - теперь уже со снисходительной усмешкой.

- А это где раздобыл? - Она ткнула пальцем в чашу. - Красивая… Опять кучу денег угробил… И уже расколотил. До чего же балда! Сам подметешь?

Она не дождалась ответа - и снова безнадежно махнула рукой.

- Сиди - твори, - милостиво разрешила она. - Больше не зайду - хоть по потолку бегай.

Николай машинально проводил сестру, взглядом до двери.

В висках стучало.

Кто такой Е. Клесовский? Кто он?

Где узнать?

Николай вспомнил о Плашевиче, бывшем своем наставнике и меценате, искусствоведе по профессии. И бросился к телефону.

- …Ефим? Здравствуйте, это Николай.

- Хм… А, Коля! Добрый вечер. Здравствуй, дорогой мой. Давно уже не слышал твоего голоса.

- Ефим, тут… Нет… лучше я к вам забегу. Всего на минуту… Можно?

- Хм… Ну, разумеется, Коля, забегай, пожалуйста. Мы с Дорой целых сто лет, как тебя не видели.

Сестра настороженно следила за лихорадочными сборами брата. Наконец она не вытерпела:

- Ты петлю перепутал.

У Николая вырвался нервный смешок.

Он расстегнул плащ совсем и выскочил из квартиры.

- А вот и Коля. Заходи, родной мой. - Плашевич отступил, освобождая место в прихожей. - Ты бежал как-будто? Не надо было так спешить. Ты такой же бледный. Все куришь. Нет, родной мой, такую дрянь бросать надо, бросать пора, давно пора… Ну вот, раздевайся… Ты не промок?.. Вот тапочки. Прошу… Сейчас Дора угостит нас кофе. Дора! Как нехорошо. Хозяйка не встречает гостя. .

- Добрый вечер, Николай! Простите. Не могу отойти от плиты.

- Добрый вечер, Дора Михайловна!.. Ефим, спасибо вам большое, но я всего на одну секунду.

Николай вдруг ощутил облегчение, но у него тут же разболелась голова, даже слегка затошнило.

- Ну-ну, Коля, не перескромничивайте, пожалуйста. Выпить чашку кофе - не более двух секунд.

Плашевич чуть не силой затащил Николая в свой кабинет.

- Ефим, вы не знаете такого Клесовского? Е. Клесовский…

Сердце у Николая заколотилось.

- Хм… Клесовский?.. Хм… Увы, Коля, по-видимому, не имею о нем представления.

- Художник Клесовский, - настаивал Николай.

- Хм… А, ну разумеется! Так бы, Коля, сразу и говорил, что художник… Ежи Клесовский.

Николая бросило в жар.

- Да-а, жил такой… Поляк. Ничем особо, видишь ли, Коля, не примечательный… Пейзажи, натюрморты. Он умер в девятьсот одиннадцатом году, родной мой.

- Это все? Все, что вы о нем знаете?

- Пожалуй, родной мой… Он был очень беден, практически нищий. Его картины никогда особо не ценились. Он умер от голода в двадцать два года… Что ты, дорогой? Что ты так странно смотришь на меня?

САМОБРАНКА Почти сказка

Язычок пламени вздрогнул, порывисто затанцевал на тоненькой ножке фитиля - тени от пальцев, от иглы, от нитки заметались по полотну.

Только это бескрайнее движение света и пробудило Николая Петровича от того полусонного и тревожного забытья, в какое погружается человек, слишком увлекшись монотонной, но ответственной работой. Пока старик с трудом поднимал голову - часа три просидел он над вышивкой, - пальцы его еще успели пропустить вслепую полдюжины точных стежков.

- Лена?

- Вы бы свет зажгли - совсем глаза испортите, - вздохнула невестка.

Она потянулась было к выключателю, но старик испуганно приподнялся и взмахнул рукой.

- Нет, нет, не надо! - заволновался он. - Нужно… это нужно вышивать обязательно со свечой.., Только со свечой.

Лена совсем растерялась, и Николаю Петровичу стало неловко за свою странную прихоть.