c7b3452c1545435d83fcecd890d53ad3

Стас осторожно дотронулся до плеча. Егор поднял голову, увидел над собой озабоченное лицо и его сотряс очередной приступ хохота. Нет, положительно у Бога – весьма своеобразное чувство юмора, раз именно сейчас он отнял у него единственное, что могло бы им всем помочь!

- Эй, ты в порядке?

Егор едва смог кивнуть в ответ, размазывая по щекам струившиеся слезы.

- Да. – Выдавил он, наконец.

- Хорошо. А то я уж, грешным делом, подумал, что у тебя истерика.

Егор вытер лицо рукавом и, все еще хихикая, поднял глаза.

- Так и есть. У меня истерика. Я больше не могу вызывать бабочек. Я ноль, Стас, полный и абсолютный ноль! Пустышка. Ты представляешь, какой жестокий облом ждет тех, кто сейчас сюда едет?

Несколько секунд Стас молча смотрел на него, а потом тоже захохотал. Через мгновение Егор присоединился к нему.

«Все не так уж и плохо, – думал он, – раз мы еще способны смеяться, значит все не так уж плохо».

Когда некоторое время спустя в дом с небольшим жестяным бочонкам в руках вошел Сергей, они все еще всхлипывали от смеха.

- По какому поводу веселье? – поинтересовался он, оглядывая друзей.

- У Егора пропали способности, – ответил за двоих Стас.

Сергей присвистнул.

- Действительно, обхохочешься. А главное – вовремя. Что ж, тогда, похоже, вот это, – он похлопал рукой по плотно закупоренному бочонку, – все, что у нас осталось.

Майор милиции Иван Николаевич Соков был зол и расстроен. Только что он повесил трубку после разговора с каким-то наглым и напористым мужиком из первопрестольной – то ли Гудвиновым, то ли, прости Господи, Мудвиновым, майор не разобрал. Возбужденным, не допускающим пререканий тоном, этот Гудвинов-Мудвинов пролаял в трубку, что по имевшейся у него оперативной информации в ближайшее время в подведомственном Ивану Николаевичу районе будет совершено бандитское нападение на четырех москвичей, которых неизвестно каким дурным ветром занесло в их края. И нападение это следует как можно скорее предотвратить. Иван Николаевич и рад был бы послать наглого мужика куда подальше, отговориться делами, и тем, что приказы из Москвы ему – что зайцу барабан, да сослался тот на Петра Евгеньевича, мол просил он напомнить про один случай пятилетней давности и надеялся, что Иван Николаевич в помощи не откажет.

Соков тяжко вздохнул: была в его карьере нехорошая история, выпутаться из которой помог бывший однокашник, Петька Щеглых, история мутная и некрасивая настолько, что вспоминать-то ее не хотелось. Но не настолько, чтобы забыть, что Петьке он обязан собственной карьерой. Так что, как ни крути, информацию необходимо было проверить, вместо того, чтобы ответить, мол, иди-ка ты, дорогой товарищ, лесом, разбирайся сам со своими московскими отморозками. А это означало, что надо было распрощаться с чашкой чая и бутербродами, аппетитно разложенными на столе, вызывать группу быстрого реагирования, и мчаться в это…как его…в Боняково. Иван Николаевич взглянул на висевшую над столом карту и горестно охнул. Был он там однажды. Занесла нелегкая на разборки местных алкашей. Дело летом было, когда ехали – дождь собирался, думали, успеют обратно вернуться, прежде чем ливанет, да не успели. После пятнадцатиминутного дождя дорогу развезло так, что милицейский Уазик намертво засел в мигом превратившемся в болото черноземе. Вспоминая, как его коллеги, от грязи похожие на негров с плантации, корячились, пытаясь хоть на сантиметр сдвинуть увязшую по брюхо машину, Иван Николаевич вздрогнул. Это на что же сейчас похожа эта дорога, если даже небольшой дождик был способен превратить ее в кашеобразное месиво?! Да вся группа увязнет еще километрах в пяти от деревни! Тут же нужен танк, не меньше!

Горестно застонав, он последними словами проклял тот день, пять лет назад, когда его, изнуренного болезнью матери и поисками дорогостоящих лекарств, черт попутал согласиться на взятку, предлагаемую одним из местных авторитетов. А заодно и Петьку – ныне Петра Евгеньевича, полковника Прокуратуры, ухитрившегося поймать его за руку, но ради старой дружбы отпустившего бывшего однокашника с миром. Тащись теперь, черт знает куда, объясняй начальству, по какой такой надобности дернул СОБР, да откуда вообще пришла эта информация. Но выхода не было, и, матерясь последними словами, Иван Николаевич принялся делать нужные звонки.

- Что это? – Стас с любопытством постучал по бочонку и попытался подковырнуть ногтем плотно закрытую крышку.

- Осторожней! – Сергей бесцеремонно хлопнул его по руке и протянул толстые нитяные перчатки. – Открывать можно только в них. Это негашеная известь. А еще в сарае, если мне не изменяет память, есть несколько бутылок с наших последних…хм…посиделок.

В глазах Стаса появилось и начало расти понимание. Восхищенно цокнув языком, он, забывшись, с размаха хлопнул друга по плечу.

- Серега, ты гений!!! Если мы отсюда выберемся живыми, обещаю, я поставлю тебе памятник! Нерукотворный!!!

- А объясните, пожалуйста, тому, чье детство не было таким бурным, – подал голос ничего не понимающий Егор, – чем нам может помочь бочонок с негашеной известью?