Часовая башня

— Нет. Не думаю. Даже наоборот, лучше, чем Шведы в 1710-ом. Просто Выборг став лидером сопротивления для всей Южной Карелии, обрушил на себя гнев не только Петра, но и советской России, правительство которой никому не позволило бы оставаться независимым на спорных для неё территориях, интересы молодой страны это подразумевали.

Много раз за свою историю, переходя из рук в руки, город менял своё население, практически всегда полностью. Русские, Шведы, Финны.

— Психология этой проблемы проста. Она касается не только Выборга, но и всех крупных городов, меняющих коренных жителей на приезжих. Это делается вполне осознанно, только лишь для того, чтоб уничтожить историю. Ведь народ, лишённый её, легко управляем. Готов умереть за своего нового кумира, сделавшего из него раба.

Хотя, впрочем, раб не способен быть воином. Разве не это знание преподнёс первый военный год, когда Красная армия бежала, бросая всю технику и оружие, сдаваясь в плен?

— Люди должны жить на одном месте очень долго. Лучше, если вообще никогда не покидают его их дети, внуки, правнуки. Тогда становятся глубже. Сильнее держатся за свои родные земли, готовы умереть за них. Если же всю жизнь словно перекати-поле носит по стране, то нет ничего за своей душой, кроме стремления к комфорту. Революция сделала из России степь, населённую кочевниками.

Все войны ведут к одному — потере корней, глубины мировоззрения, отсутствию любви к Родине, которая из определённого места для людей превращается в целую страну, словно они дикие звери в бескрайней тайге.

Раньше, когда сотрудник устраивался на работу, в отделе кадров прежде всего смотрели на его трудовую книжку, и, если там было много сменённых мест, старались не брать, считая временщиком, или перебежчиком, ищущим, где по лучше.

В девяностые многие побежали за длинным рублём, и бегали из одного места в другое до тех пор, пока места не закончились. Теперь же, когда бежать некуда, тот, кто умудряется несмотря ни на что продолжать бегать, считается перспективным и талантливым, легко способным выкрутиться из любой ситуации. Только вот надо ли выкручиваться? Не пора ли наконец вкрутившись в своё место начать созидать?

— Всё началось ещё в 17-ом.

— Раньше я был провокатором, — будто не слыша Инги продолжал:

— Как это?

— Ну, я спрашивал человека о его мнении о самом простом вопросе. Таком, который не вызывает обычно никакого возражения. И, вот именно от этого всегда наталкивался на некую агрессию. Ибо самое простое, как правило, и вызывает отторжение, сопровождающееся ожесточением.

— Ты сам нарывался.

— Не спорю. Но, порою слышишь страшные вещи. Логичное и элементарное, оказывается в глазах твоего оппонента перевёрнуто, а ты при этом для человека превращаешься в идиота. И только лишь потому, что осмелился считать, как считаешь. Это уже повод пасть в чужих глазах.

Сейчас невольно, даже без провокации, а просто спросив кого — то уже страшно за свою жизнь. Такое впечатление что Россию ждёт в будущем страшная участь. Её накажет Бог за то, что так и не осуществила.

— Что же ей такое не удалось?

— Она вынуждена будет исполнить то, что не смогла в 41-ом — напасть на другую страну.

— Зачем?

— После того, как напала на Финляндию, и разделила Польшу, Гитлер всё же сумел её опередить, за что поплатилась. Но, видимо остался где-то в глубине основной части народа некий синдром отмщения. Он настолько глубоко проник в людей, что отложился в ДНК, и от него никуда не деться, ибо сидит в каждом из её граждан до тех пор, пока не найдёт себе выхода.

— Но, зачем же наказывать за то, что так и не было осуществлено?

— Потому, что люди здесь, после 17-го года настолько изменились, что никогда не поймут своих ошибок, ведь страна не признала их, так и не наказав виновных.

— Виновных!? Тогда следовало бы посадить всех.

— Не всех. Оставались и думающие. Теперь же, не поняв содеянного — повторят. В том и будет наказание. Но на сей раз уже не сойдёт с рук. Ибо дважды не покаяться.

— Ты слишком опасно говоришь Паша. Сейчас так нельзя.

— Нельзя верить каждому слову в телевизоре! Это трагедия! Посмотри вокруг. Везде одни язычники.

— Язычники? Что ты имеешь ввиду?

— Язычники современности, кто не верит правде, пропитавшись насквозь пропагандой. Их знания — то что влито в уши. Они создают кумира посредством добровольно впускаемой в себя информации. Поклоняются ей будто Богу. Но на самом деле язычники и Бог их многобожие. Ибо вера нестойка и изменима одной фразой, если та преподнесена из телевизора. Свято верят ей.

— Сказано — не сотвори себе кумира. Но информация, в которую уверовали, для них и есть Бог?

— Именно! Но это ещё страшнее, нежели чем если бы таковая была человеком. Тогда проще объяснить людям — это всего лишь жалкое подобие Бога. Но если не человек, куда сложнее раскрыть тайну, ибо свято верят каждому слову, не имеющему автора, потому что многократно повторены и разнеслись по всей стране, эхом отражаясь в человеческих головах.

И мы выросли в этом аду, неотделимы от него.

— Но ведь ты родился в иной стране.

— Да Инга, но стал человеком здесь.