Девчата

Окошко захлопнулось, рука Анфисы больше уже не дрожала. Она снова стала прежней, самоуверенной красавицей, и такую Анфису жалеть уже было нельзя.

– Тогда мы сами скажем, – пригрозила Вера.

– Только попробуйте! – обозлилась Анфиса. – Я вам, как подругам, по секрету… Илья дознается, голову свернет!

– Ох и дрянь ты, о себе одной думаешь… – Вера брезгливо отодвинулась от Анфисы, оглядела девчат. – Теперь мы просто обязаны спасти Тосю! Вот только как?

– А что, если… – начала было Катя и сама же первая забраковала свою придумку: ¦– Нет, не может этого быть! Мне померещилось: мы тут спасаем Тоську, а вдруг у Ильи к ней чувство? Самое настоящее, понимаете?

– Было б чувство, так не спросил бы,– сказала Вера.

Надя осуждающе загремела сковородкой на плите.

– «Чувство»! – передразнила она Катю. – От такого чувства матери-одиночки получаются!

– Вот я же и говорю, – поспешила оправдаться Катя, – померещилось…

– Так как же нам быть? – снова спросила Вера. – Решайте.

– Открыть надо Тоське глаза. Правду всегда лучше знать, какая бы она ни была! – убежденно сказала Надя.

– А чем Тоська лучше нас? – удивилась Анфиса. – Нам почему-то глаза не открывали.

– Вот и выросла цаца – смотреть противно!

– А ты не смотри, – посоветовала Анфиса.

Ксан Ксаныч высунулся из-за шкафа этаким добрым домовым, прописанным в этой комнате общежития, и заявил рассудительно:

– Пожалеть человека надо. Веселая сейчас наша Тося, смотришь на нее – и сердце радуется, а как проведает, что Илья обманщик… Прикиньте, каково ей будет?.. Молодые вы еще, вот и думаете: краше правды ничего на свете нету. Правда – вещь хорошая, а только иногда лучше ее и не знать: спокойней так-то жить…

Ксан Ксаныч покосился на Надю. Та загремела сковородкой на плите, и не понять было, слышала она своего жениха или нет. Вера сказала с досадой:

– Да не в спокойствии дело, Ксан Ксаныч! Хрупкая еще Тося, узнает, что Илья сволочь, – и всем людям перестанет верить. Так и душу сломать ей недолго. Бывали такие случаи…

– Вот чудеса! – удивилась вдруг Катя. – А ведь раньше мы ни о ком так не заботились! Как в общем бараке жили, а теперь… С чего бы это, а?

-Несамостоятельная Тоська, вот и хочется ей помочь, – предположила Надя.

Катя покачала головой:

– Нет, здесь что-то другое… Сдается мне, Кислица не только в тумбочки к нам забралась, а и в души… Вот проныра! От горшка три вершка, а поди ж ты, что вытворяет!

– Так что же нам все-таки делать? – напомнила Вера. – Неужели, девчата, мы все вчетвером… – Она покосилась на Анфису и поправилась: – Ну хотя бы втроем не убережем Тосю от одного сукина сына? Грош нам тогда цена!

– Что же нам теперь, часовыми при ней стоять? – усомнилась Катя. – Попробуй уследи за такой! Предупреждала ее, что бабник Илья, кашляла… Другая бы за семь верст обходила его, а наша разлюбезная Кислица…

Договорить Кате не пришлось: дверь со стуком распахнулась, и в комнату ступила тихая Тося. Двигалась она непривычно медленно, словно боялась расплескать молодое свое счастье. Стоящий на ее пути стул Тося обошла стороной, а не отпихнула, как непременно сделала бы раньше. Было сейчас в ней что-то горделиво-важное, даже чуть-чуть высокомерное. Она как бы подорожала вдруг в собственных глазах, узнав, что и ее, недоростка, можно полюбить.

– Катерина, ты чего Сашку морозишь? Совсем закоченел парень! Слышишь, как жалобно выводи!?.. А я на собрании поваров была, вот где смех!.. – Тося оглядела примолкших девчат, непрочная солидность мигом слетела с нее. – Вы что, косточки мне перемывали? Ну, чего говорили, чего? Стыдно сказать, да? А еще подруги!

Она скинула валенки, крикнула азартно:

– Футбол! – и загнала их под койку.

Вера за ее спиной развела руками, как бы говоря девчатам: «Вот потолкуй с такой!»

– Никто ко мне не приходил? – спросила Тося, вываливая учебники из портфелика на стол.

Вера сразу насторожилась, почуяв недоброе,

– А кого ты ждешь?

– Одного человека…

Прикрывшись книгой, Вера лежала на своей койке-гамаке и поглядывала на Тосю, полная решимости спасти глупую девчонку – если потребуется, даже против ее воли. Потом сама спасибо скажет…

Надя молча поставила на угол стола сковородку с жареной рыбой. Ксан Ксаныч дал скрипучему шкафу передышку, вымыл руки и не спеша, с явным удовольствием почти семейного человека вытер их Надиным полотенцем. Он повесил полотенце на спинку кровати, одарил выцветшего петуха щелчком по гребню и поделился с Надей заветной новостью:

– Стропила уже начали ставить, Надюш! Если и дальше так пойдет – к Первому мая поженимся.

– Скорей бы уж… – тихо сказала Надя.

В дверь три раза постучали – с большими торжественными паузами между ударами. Надя осторожно приоткрыла дверь, и в комнату вошел празднично одетый Илья – в кожаном пальто и при галстуке.

– Мир дому сему! – провозгласил он и стал посреди комнаты так, чтобы не видеть Анфисы.