Девчата

Илья покосился на зажигалку в Филиной руке, сунул папиросу в рот, демонстративно похлопал себя по карманам в поисках спичек, сплюнул табачинку и сказал угрюмо:

– Дай-ка огоньку.

Филя молча отмерил с пяток шагов и, не глядя на Илью, сердито сунул ему зажигалку. Илья высек огонь, дал прикурить Филе и сам прикурил. Они встретились глазами, оба враз пыхнули дымом в лицо друг другу.

– Филь, ты уж того… не сердись,– попросил Илья и виновато кивнул на синяк.

Филя почесал синяк с таким достоинством, будто это был шрам, полученный в славном бою.

– Не то слово… –неуступчиво произнес он, отбирая зажигалку и пряча ее в карман.

– Да брось ты! – миролюбиво сказал Илья.

– Мы благородные,– передразнил Филя. – У нас чистая любовь! А Филя – хулиган, его можно и в рыло… – Он пырнул воздух кулаком. – А ты припомни, кто спор затеял? Кто? Молчишь?.. То-то!

Илья смущенно пробормотал:

– Ну, так получилось… Под горячую руку ты подвернулся. С кем не бывает?

Филя снова почесал синяк – еще горделивей и неприступней прежнего.

– Опять же Мерзлявому бороду нацепил и Длинномера в снег воткнул… Зачем авторитет парням подрываешь? Так нас скоро никто в поселке бояться не станет!

– А зачем надо, чтобы нас боялись?

– Ты меня не агитируй, хватит одного Сашки! – озлился Филя. – Черт с ним, с Длинномером: сегодня он с нами, а завтра его нету. Но мы-то с тобой вроде дружили, что ж ты боксом? – От обиды у Фили даже голос дрогнул. – Я же не набивался тебе в друзья, припомни…

– Вот чудак! – притворно . удивился Илья. – Ну ударь теперь ты меня, сквитаемся… На, бей!

Илья стал боком и подставил Филе свою скулу. Филина рука сжалась было в кулак, но тут же и разжалась.

– Ты что, баптист? – удивился Филя и пояснил с презреньем в голосе: – Влюбленных я не бью, пусть-сами погибают!.. А будешь еще на мне благородство свое показывать – двину. Не посмотрю, что ты сильней!

Филя вытащил из кармана сверток, сорвал с него газету и протянул Илье пыжиковую его шапку:

– Возьми свой головной прибор. Чужого мне не надо. Илья отодвинулся и потер озябшие уши.

– Ты выиграл, ты и носи.

– Опять благородство? – зло спросил Филя. – Испортила тебя Тоська!-Он обернулся через плечо:– Эй, Мерзлявый, ходи сюда!

Мерзлявый затрусил к Филе, держа сомкнутые руки перед собой.

– И чего ты все мерзнешь? – брезгливо спросил Филя, сорвал с парня паршивую его шапчонку с вытертым искусственным мехом и забросил на верхушку ближнего дерева, а взамен нахлобучил на голову своему соратнику пыжиковую шапку Ильи.

– И чтоб больше не мерз у меня! – пригрозил Филя.

Илья жадно курил и, сам того не замечая, любовался щедрым и сердитым Филей с подбитым глазом. Как ни крути, а мало кто в поселке был способен так запросто отказаться от дорогой шапки. Вот тебе и Филя-хулиган! Хоть Тося и ругает его, а толком в нем не разобралась: не так-то он прост, этот непутевый главарь поселковой ватаги. Кажется, Илья все-таки надеялся помириться с Тосей и все-все рассказать ей о Филе, с которым много у него было всякого – и хорошего и плохого…

– Ты чего это? – подозрительно спросил Филя, перехватив подобревший от тайных мыслей взгляд Ильи. – Сначала… – он ткнул воздух кулаком. – А теперь подлизываешься? Знаю я вас, благородных! Иди к своей, звонила уже… Понавешали тут колоколов… Вот баптисты!., Филя подтолкнул Илью к вагончику и долго смотрел ему вслед.

– А ведь был человеком! – подытожил он траурные свои мысли.

– Обабился!– выслуживаясь перед Филей, подхватил Мерзлявый и поправил на голове неожиданную обновку.

– Цыц! – гаркнул Филя, не давая никому ругать Илью, оставляя такое право лишь за собой одним.

Он покосился на Мерзлявого, жалкого и в пыжиковой шапке:

– Только тебе такие шапки и носить!

Филя презрительно махнул рукой и поплелся к вагончику вслед за Ильей.

Тося в вагончике, не щадя своих сил, внедряла гигиену.

– Руки мойте,– поучала она лесорубов. – Для кого я воду грела?

Илья добрых пять минут топтался возле умывальника и подошел наконец к раздаточному оконцу. По долгу службы Тося глянула на его покрасневшие от долгого мытья руки, налила в тарелку пахучего горохового супа и положила большой кусок мяса, чтобы подлый человек не думал, что она сводит с ним счеты и морит его голодом. Илья невесело усмехнулся, но от оконца не отошел. Пытаясь откупиться от него, Тося, явно обделяя кого-то из припозднившихся лесорубов белками и калориями, положила в Илюхину тарелку еще один кусок мяса – поменьше. Илья усмехнулся мрачней прежнего, но с места не сдвинулся.

Он стоял возле оконца, к которому один за другим подходили лесорубы. Тося наливала им в тарелки суп, и они спешили к столам, с любопытством поглядывая на Илью, примерзшего к своему месту.

Выждав время, когда возле оконца никого не было, Илья придвинулся к Тосе, откашлялся и сказал трудным голосом человека, не привыкшего извиняться:

– Тось, слышь, прости ты меня…

– Я тебя в упор не вижу,– отозвалась Тося, старательно глядя мимо Ильи и машинально помешивая ложкой в его тарелке.

Илья тяжело вздохнул, поняв, что помириться с Тосей будет не так-то просто.

– Да ты пойми, я же теперь совсем не такой!