Заставляю себя замолчать на случай, если Эмили неприятно и тяжело слушать мою болтовню о семье. Но она поднимает взгляд и говорит:
– Звучит мило и так… – она ненадолго замолкает, подыскивая правильное слово. – Нормально.
Она права. Это и впрямь звучит «нормально». Возможно, моя жизнь не идеальна, мозг то и дело норовит сыграть со мной злую шутку, а мысли не поддаются контролю, но теперь, задумавшись об этом, я понимаю, что в остальном мне посчастливилось жить настолько
Смотрю на Эмили и думаю, смогу ли помочь ей так, как помогла мне Кэролайн. Отплатить добром за ту помощь, которую оказали мне.
Посмотрим. Но если сегодня Эмили придет ко мне в гости и я пойму, что она хочет поговорить, то начну задавать ей вопросы, а ответы буду выслушивать так же внимательно, как выслушивала меня Кэролайн; дам ей выговориться, пока она не выскажет все, что у нее на душе. Если захочет, помогу написать душевное стихотворение о маме. Чтобы оно было позитивным и его можно было бы прочесть. Если выдастся подходящий момент и понадобится смена темы, я поведаю ей свои тайны. Расскажу об ОКР, о Психо-Сью, о Кэролайн и числе три, расскажу все без исключения.
Видит ли она по моим глазам, как сильно мне хочется стать ее другом? Что-то в выражении ее лица меняется, оно озаряется – никогда еще ее такой не видела.
– Знаешь, с удовольствием! – отвечает она.
– Ну что, кто первый? – спрашивает Эй-Джей со своего места неподалеку от сцены.
Оглядываю всю комнату. У Сидни в руке какая-то обертка, и она сама радостно «пританцовывает», сидя на своем месте, но на сцену не идет. Эмили сидит с салфеткой в руках, она явно еще не готова выступать. Джессика и Кэмерон тоже сидят с листами бумаги, однако и они не спешат на сцену.
– Я, – вызываюсь и, не успев толком обдумать свое решение, встаю, поднимаюсь на сцену и сажусь на стул. Открываю блокнот на нужной странице. – Это стихотворение я сочинила во вторник в…
В горле вдруг пересыхает. Делаю глубокий вдох, закрываю блокнот и обвожу взглядом каждого из присутствующих. Мне вспоминается первый раз, когда я поднялась на сцену, смотрела с нее на совершенно незнакомых мне людей и очень переживала, не зная, до какой степени могу перед ними раскрыться.
Но сейчас все совершенно иначе.
– В конце прошлой недели в моей жизни произошли важные события, – продолжаю я. – И я поняла: то, что я однажды спустилась сюда и встретила вас, отнюдь не было ошибкой. Поэтому, перед тем как читать стихотворение, я хотела бы поблагодарить вас всех за то, что позволили мне остаться, хотя я, наверное, этого не заслужила, а вы, возможно, считали, что мне здесь не место.
Блокнот по-прежнему закрыт и лежит у меня на коленях. Я не открываю его. Мне это не нужно. Я знаю стихотворение наизусть.
– Это стихотворение я написала в «Уголке поэта».
Кладу левую ладонь себе на плечо, на то место, куда клала свою руку Кэролайн, когда я впервые читала свои стихи со сцены. Закрываю глаза.
В комнате повисает молчание. А потом все как один начинают хлопать в ладоши и свистеть, а я открываю глаза и вижу Эй-Джея, который, встав со своего дивана, прицеливается в меня клеящим карандашом. Подаю ему знак его фирменным кивком, и он кидает мне клей, а я на лету его ловлю.
Вырывать лист с этим стихотворением из блокнота оказывается удивительно приятно, но еще приятнее – намазывать бумагу клеем. Иду в дальний угол комнаты и нахожу там свободное местечко неподалеку от замаскированной двери.
– Спасибо тебе, Кэролайн, – шепчу я и прижимаюсь к листу губами. А потом приклеиваю его к стене и провожу по нему рукой, чтобы клей получше схватился.
Тем временем со сцены раздается голос Сидни. Она драматично прочищает горло и говорит:
– Большинство из вас уже отведало этой стихотворной вкуснятинки, но кое-кто все пропустил, потому что возился со «сломанной машиной», – заявляет она, рисуя в воздухе пальцами кавычки и выразительно поглядывая на Эй-Джея, а потом и на меня. – Так что, пожалуй, прочту свой шедевр еще раз.
Сажусь рядом с Эй-Джеем, и он обнимает меня за талию. Прислоняюсь спиной к его груди, а он опускает подбородок мне на плечо.