Добыча золотого орла. Пророчество орла

Со своей позиции на крайнем фланге Катон увидел, как один солдат из центурии Максимия внезапно бросил на землю щит, повернулся и побежал.

— Вернись на место! — заорал вдогонку беглецу Максимий.

Солдат обернулся на голос, но, вместо того чтобы выполнить приказ, принялся расстегивать ремни, крепившие к голове шлем. Справившись с ними, он сорвал шлем с головы, отбросил в сторону и припустил к ближайшим зарослям чахлого утесника.

Максимий в ярости плашмя ударил мечом по посеребренному наколеннику и заорал вслед бегущему:

— Ну погоди, предатель. Жалкий трус! Бежать с поля боя? Я тебя запомнил и, когда все кончится, лично приведу в исполнение смертный приговор!

Однако Катон понял, что бегство одного породит эффект лавины. Так и произошло — то один, то другой солдат вдруг начинал пятиться, виновато поглядывая на товарищей. Теперь римляне отступали все быстрее, враги же, напротив, наседали все с большей решимостью. По мере того как они теснили римлян дальше от брода, возникало больше возможностей расширить фронт для наступления и одновременно ввести в бой больше воинов. Было очевидно, что скоро они оттеснят от брода не только центр, но и крылья когорты, после чего ее окружат и неминуемо уничтожат.

Максимий прекрасно видел надвигающуюся опасность и понимал, что ради спасения когорты должен действовать быстро: времени на размышления не оставалось. Требовался ловкий маневр, и такая возможность была, ведь стоявшие на крайних флангах Первая и Шестая центурии еще не были задействованы в сражении.

— Первая центурия, покинуть левый фланг!

Когда его собственное подразделение перестроилось, встав под углом к центурии Туллия, Максимий повернулся к другому концу строя и прокричал Катону:

— Шестая центурия, разворот налево!

— В колонну по два становись! — приказал бойцам Катон. — Бегом марш!

Обежав когорту с тыла, они пристроились к центурии Максимия, тоже под прямым углом, параллельно солдатам, продолжавшим сражаться с бриттами. После завершения маневра Максимий в последний раз оценил ситуацию и предпринял решающий шаг.

— Когорта, направо! Выходим из боя!

Шаг за шагом когорта начала смещаться вниз по течению. Подразделения, продолжающие противостоять бриттам, сосредоточились на том, чтобы поддерживать строй, а не биться с врагом. Сейчас главное, чтобы отход был организованным. Отойдя от противника, Пятая центурия совершила круговой маневр и пристроилась к бойцам Катона. Однако теперь когорта сместилась вдоль берега так далеко, что на левом фланге образовался разрыв, чем немедленно воспользовались бритты, вступившие в схватку с бойцами Первой центурии. Непрерывный поток варваров, пересекающих брод, грозил окружить римлян, и Максимий бросил взгляд направо, обеспокоенный тем, что может не успеть завершить перестроение когорты из линии в прямоугольник до того, как варвары окажутся у него в тылу. Наконец Четвертая когорта покинула брод и, совершив обход, заняла свое место, тем самым завершив построение защитного каре. Прикрытый со всех сторон щитами, прямоугольник начал медленно отходить от брода по дороге, туда, где должны были находиться основные силы легиона. Это была их единственная надежда на спасение.

Все больше и больше варваров беспрепятственно пересекали реку, немедленно обрушиваясь на отступающих римлян. Катон, стоявший в первой шеренге своей центурии, следил за тем, чтобы щиты были сомкнуты сплошной стеной. Как и все его бойцы, он медленно отходил под беспрерывно сыпавшимися на выпуклую поверхность щитов ударами, при этом не упуская возможности делать выпады коротким мечом. Не раз и не два его удары достигали цели, свидетельством чему были то крик боли, то рев ярости. Однако и когорта несла потери по мере отступления от брода. То здесь, то там раненый воин выпадал из строя, и его место тут же занимали бойцы из задней шеренги. Раненых, которые могли идти, перемещали в центр каре, остальных, увы, оставляли лежать на земле, обрекая на верную смерть от рук безжалостных варваров.

Когда-то, в начале службы, это казалось Катону ужасным бессердечием, но теперь он воспринимал подобные действия как суровую неизбежность войны. Как ни пугала его вероятность получить тяжелую рану и оказаться брошенным в беспомощном состоянии, Катон понимал, что не вправе требовать, чтобы остальные жертвовали жизнями ради его спасения. Таков был суровый кодекс легионеров.

Слева раздался резкий крик боли. Катон не оглядывался, не рискуя даже на миг отвлечь внимание от врага, однако понял, что еще один боец рухнул на землю, и снова отступил на шаг вместе с товарищами.

— Не бросайте меня! — послышался умоляющий, полный ужаса голос. — Во имя милосердия, не бросайте!

Неожиданно чья-то рука ухватила Катона за лодыжку.

— Командир!

Катон бросил взгляд вниз. Один из его подчиненных, новобранец чуть постарше самого Катона, лежал на земле, приподнявшись на локте. Удар вражеского меча, пришедшийся под колено, рассек мышцы и сухожилия, свалив нечастного наземь и лишив способности двигаться.

— Командир! — с мольбой взывал легионер, цепляясь за него изо всех сил. — Спаси меня!