— Объяснил своим, куда мы едем? — напрягся Пашка.
— Сорян, но объяснил. К нам же ещё Руслан подтянется. Слишком запутанная схема. Но в какую сторону мы от Вазерков двинем и как далеко, никто не в курсе. А мы вон уже сместились нехило. И даже Русику можно не геометку кидать, а пройтись встретить его к станции. Но я вот сильно сомневаюсь, что твои предки станут тебя тут с собаками искать. Дождутся, скорее, спокойно, да и прибьют.
Пашка загадочно ухмыльнулся, и поднабрал скорость, догоняя ушагавшую вперёд Пионову. Прибить его, так-то, будет уже задачкой непростой, но это — не Толикова ума дело, хотя Пашка и запланировал для друга ряд добрых дел в благодарность за верность и поддержку.
От моста ушли не очень далеко, Пашке удалось протолкнуть это, не поминая ребро, под предлогом похода потом за Толиковым братом. Лагерь решили ставить не у реки, а в лесу, но чтобы реку было видно.
Пашка, когда рюкзак отстегнул, чуть не взвыл в голос от боли. Внизу слева будто ножик воткнули. Лоб взмок уже не от пота, а от холодной испарины. Пашка расстегнул боковой карман и вытащил красные обезболивающие колёса, заглотив сразу три штуки. Вроде, они от всего помогают.
Комарья было немеряно, но Пионова достала какой-то чудо-спрей, которым всех обпшикала с головы до ног, и мошкара сдала позиции. Начинало смеркаться, и палатки следовало поставить в первую очередь, хотя очень хотелось окунуться или хотя бы обмыться в реке.
Люська деловито собрала свою отдельную одноместную, хотя Пашка и Толик специально проверили и приволокли вторую двухместную, старую, но рабочую (только её пришлось водоотталкивающим спреем обработать, и теперь палатка воняла в сторонке). Пашке манипуляции с отдельной палаткой понравились не особо. Вот и чего уже ломаться?
Зато ребро притихло от таблов.
Прежде, чем выдвигаться за дровами, оставив Пионову следить за разожжённым наскоро из окольного хвороста и пары толстых веток костром, у которого она грелась (стало прохладно), Пашка обнаружил ещё семь пропущенных от мамки, один от бати. И две новенькие длинноверхие отзеркаленные «Г». Наберётся ли ещё шесть, пока у капризной строки хорошее настроение?
Преддверье сорокового уровня будоражило не меньше, чем преддверье выполнения последнего квестового задания.
Дрова насобирали быстро, сделали три ходки и навалили такую гору, что ещё, пожалуй, на завтрак потом хватит, даже если всю ночь жечь.
Толик закинул крупные ветки в костёр, а Пионова, устроившись на каремате, начала резать овощи и распаковывать ведёрки с мясом для шашлыка. Она как-то причудливо разложила всё то, что обычно они с Толиком просто сваливали в кучу, да ещё и украсила листиками папоротника, которые успела где-то нарвать.
— Прям кухня лесных эльфов! — хмыкнул Толик, осмотрев расставленные запасы: овощи покоились на подушках листьев, откуда-то взялись пластиковые бокалы на ножках, и сама Пионова выглядела очень довольной.
Пашка считал, что на Люське избыток одежды: существенно похолодало, и она натянула под непродуваемую куртку что-то, сделавшее её фигурку громоздкой. Но Пашка и сам ёжился, в лесу они сильно замёрзли. Однако у костра это быстро исправилось так, что он даже расстегнулся.
Толик налил в пионовские бокалы вискарь и щедро добавил колы. Играла музыка подключённого к зарядной банке Люськиного телефона. Ощущение граничащего с восторгом счастья затопило Пашку с ног до головы.
Он может, может жить по-людски! Не так-то многого ему и было надо! Но теперь он получит куда больше. Станет богом.
Может быть, Пашке хотелось чуть-чуть задержаться и на этапе этого простого и человеческого. Точно он не знал.
Когда шашлык и овощи приготовились, а куриные голени капитально сгорели, в бутылке виски испарилась треть жидкости, а обожравшийся Пашка, разбивший очередную отзеркаленную «Г», свинку и «икс», смахнул новую порцию пропущенных от матери, получив внезапно ещё и недоведённую «П», играющая музыка вдруг прервалась и пионовский телефон разразился мелодией вызова. Она тут же его схватила.
— Да, Елена, здравствуйте! Да-да, со мной. Сейчас, одну минуточку, передам трубку.
Пашка так и обмер. Уставился на протянутый через бревно вставшей Пионовой розовый телефон, на экране которого значилось: «Пашина мама». Твою ж!
Он взял трубу, приложил к уху и быстро снизил звук почти до минимума.
— Да, мам, — проговорил Пашка, и, стараясь выражения добродушия на лице не изменить, начал гуляющим шагом идти под нарастающий мамкин ор в сторону палаток, подальше от нежных и дружащих с родителями Люськиных ушей.
Мать успела озвучить, что у Пашки есть полчаса, чтобы явиться домой, или его вообще выгонят, что Пашка скот и папа его скот, что мать вызвала «скорую», потому что её скоро в могилу сведут, и что его теперь под замок посадят и в школу начнут водить за ручку. Месседжи противоречили один другому, но Пашка решил это не комментировать. Он вообще молчал, а, как ушёл подальше, сбросил вызов.