Эксперимент

Так и хочется спросить: «а точно ли ты хорошо вымыл руку». Но как-то неприлично об этом спрашивать, когда у меня на пальце кольцо. Усаживаюсь рядом со Славой на диван, мысленно прокручивая вопросы. По виду и не скажешь, что этот, увлеченный чтением книги, мужчина еще пару часов назад имел тесный контакт с фаянсовым другом.

– Я говорила, что ты у меня самый лучший?

– Да, только что. Если тебя интересует, тщательно ли я мыл руку – нет.

– Почему?

– Потому что умение правильно распределить роли – это искусство. Кольцо достал не я. Но все твои обещания остаются в силе ввиду того, что кольцо на твоем пальце, а не в недрах канализации, – откладывает книгу в сторону и переводит на меня взгляд. – И это не обсуждается, – ну какой хитропрошареный гад! – Тебя за язык никто не тянул. Как ты смотришь на то, чтобы махнуть на дней десять на море, чтобы закрепить твоё обещание?

– Положительно. Но Соня не даст нам нормально отдохнуть вдвоем.

– Даст. Я что-нибудь придумаю, и она захочет остаться с бабушкой. Кстати, давай подвяжем ей на шею колокольчик, чтобы, как только она решит нас достать, мы притворились спящими?

– Хорошая идея, но, мне кажется, она нас все равно разбудит.

– Но попробовать можно. Жаль, что сейчас не успели, – резко переводит взгляд в книгу, как только Соня вбегает в гостиную.

– Мам, а если ты и папа умрете раньше, чем мне исполнится восемнадцать, я попаду в детский дом?

– Что за мысли такие?

– Я по телеку видела. Там девочке ищут семью, у нее родители умерли.

– Нет, Соня. Даже если с нами что-то случится, ни в какой детский дом тебя не заберут. У тебя есть дядя. Он возьмет тебя к себе.

– А если он умрет и тетя Маша тоже?

– У тебя есть бабушка. Значит, она возьмет тебя к себе, если мы с папой умрем. И другие тоже, – хотя это как сказать. Вряд ли такую умницу и красавицу кто-то вытерпит. Нельзя умирать до ее восемнадцатилетняя. Категорически нельзя.

– А если бабушка тоже умрет. И ваши другие дальние родственники, тогда я попаду в детский дом?

– Ты попадёшь в детдом раньше, если будешь такое спрашивать, – не сдерживаясь, выдает Слава, отложив книгу в сторону.

– Ну, папа.

– Ну, Соня, – парирует в ответ. – Ты выдаешь абсолютнейшую чушь, так будь готова услышать ответочку.

– Почему? Могут же все умереть одновременно.

– Не могут. Кто-нибудь непременно останется и будет мучиться с тоб…, – прерываю Славу на полуслове, сжав его руку, а Соне хоть бы хны, продолжает настаивать на своем.

– Как это не могут? Очень даже могут. Вот сядем мы все на самолет. Все-все родственники. И полетим на море. Самолет бах-бабах. Вы все умрете, а я останусь жива. Тогда в детский дом? – переглядываюсь с Архангельским. Кажется, еще чуть-чуть, и он сам отвезет ее в детдом.

– Не хотелось бы тебя расстраивать, но, в таком случае, ты умрешь раньше нас, – ай да Архангельский, ай да молодец.

– Почему?

– Потому что при падении самолета сначала взрослый надевает маску на себя и только потом на ребенка. Если мы бах-бабах, ни мама, ни я просто не успеем ее на тебя надеть. Поэтому мы выживем, а ты нет.

– Тогда я больше не хочу летать с вами на море в самолете, – капризно заявляет дочь, слезая с дивана.

Дождавшись, пока она выйдет из гостиной, Слава не сдерживаясь хлопает в ладони.

– Ну, слава Богу. Живем, Натаха. Завтра же на море!