На удивление, руку мне никто не отбивает. А дальше я тупо вырубаюсь. Очухиваюсь только, когда слышу какой-то громкий звук. Открываю глаза. Наверное, в любой другой ситуации и с другим мужчиной я бы сказала, что это романтично, когда тебя несут на руках. Но это не наш случай. Мало того, что этот мужик, хоть и красивый, годится мне в отцы, так еще и явно связан с каким-нибудь криминалом. А сейчас я еще и на его территории. Вот же влипла…
Блин, какой, однако, красивый дом. Сколько здесь квадратов?
– Ни фига себе хоромы. Куда тебе одному столько?
– Люблю пространство.
– А бассейн есть?
– Есть. Но пьяным туда вход запрещен.
– Можно подумать, я туда хотела.
Честно говоря, я думала меня уложат спать, а не поставят на ноги в ванную. Я еле стою. Зачем так издеваться?
– А сразу в кровать было нельзя? Где ваши манеры, Вяле… Вялес…, ай Вячеком будешь? Так что там с манерами?
– А кто в туалет хотел?
– Ой, точно. Мерси.
Оставшись одна, справила свою нужду, а дальше что-то сильно пошло не так… Сначала крестик с цепочкой упали в унитаз и, кажется, я чуть не потеряла руку. А затем фонтаны. Много фонтанов…
Смотрю на некогда вылизанную до блеска шикарную ванную комнату и сердце уходит в пятки. Как я объясню все хозяину дома? Ну если стены я еще, может быть, смогу отмыть, то унитаз-то я точно не соберу. Как я вообще его разобрала?
– Ты оглохла? Живо отрой дверь, – блин, и давно он меня зовет? Мамочки, что делать? Окно… пролезет ли моя прекрасная жопа в окно? А дальше что? Это же второй этаж. Я разобьюсь, и Миша даже не узнает, что я умерла. Архангельский точно закапает мой труп где-нибудь в лесу. – Ты там жива, мать твою?! Наташа!
Это что еще за фигня? Я, конечно, бухая в хлам, но Наташей я точно не называлась. Сильный стук в дверь, и я вдруг четко осознала, что мне некуда деться. Он дверь выбивает! Видать, не хочет с трупом возиться.
Как только дверь распахнулась, я примкнула в угол ванной и застыла со скрюченной рукой и, к сожалению, открытыми глазами. Надо сказать, не моргающими. Наверное, со стороны я выгляжу как красивая статуэтка. Несколько секунд Архангельский осматривает ванную с очень странным выражением лица. А затем переводит взгляд на меня.
– Тебя замкнуло? – ничего не отвечаю. Нет меня. Просто нет! Я статуя. Статуя! – Матушки-сратушки. Что здесь произошло? – не выдержав его пристальный взгляд, я опускаю задеревеневшую руку и сдаюсь.
– Нинаю, – пожимаю плечами. – Я пришла, а тут так и было. До меня.
– До тебя?