Эссе и интервью в сети 2007-2012

Просим менеджмент принести для няни раскладушку. Они отказываются: якобы она не поместится в номере. Очевидное вранье, просто не хотят превращать экологический гламур в военно-полевой лазарет. Нет так нет, буду спать с няней на одной кровати. Нам подсовывают под дверь очередное письмо счастья: после 20:00 вечера мы можем отключить свет. Но для вашего комфорта у нас есть запасной генератор. Работать будет один лифт и будут гореть тусклые сигнальные огни в коридорах. В номерах света не будет. И горячей воды тоже не ждите. Мойтесь загодя.

Мы устраиваемся поуютнее, заряжаем напоследок компьютеры и телефоны, принимаем душ. Запасаемся кипятком и поганым кофе из титана. Кладем фонарики у изголовий.

За окном дует что-то очень мощное, в окна бьет вода, со страшной силой растрачивая ресурсы. По тротуару с непредставимой скоростью несется неглубокая река, летят куски обшивок, ветки, катятся незакрепленные урны. Здание дрожит. Мы думаем о покинутой квартире: нам велели там опустить жалюзи, — если выбьет окна, то хоть стекла не разлетятся по всей квартире. Но мы понимаем: если что, разлетятся. Там столы будут летать, не то что стекла.

29 октября, 20:29

Вырубается свет, наступает полная тьма. Света нет и в соседних домах. Гаснут светофоры. Нижний Манхэттен со всеми своими башнями, правительственными зданиями, дорогими жилищами голливудских звезд, финансовыми небоскребами погружается во тьму. Сию же минуту раздается детский плач: в отеле много малышей, и им сразу страшно. Собаки начинают тявкать. Служащие идут по коридорам, раздавая пластиковые свечки: если сделать разламывающее движение, что-то в трубке лопнет, химикалии прореагируют и возникнет зеленое свечение; жизни такой свечки хватает часов на двенадцать.

В отеле забаррикадировали вход, заложили мешками с песком. Для вящего гламура и нашего непрерывного комфорта зажгли ароматические свечи. Телефоны не работают, интернет вырубился, мы ничего не можем сообщить о себе внешнему миру и ничего не можем узнать о внешнем мире. Можно только писать тексты впрок, пока не села батарея. Что я и делаю.

29 октября, 21:00 — 22:00

Лежим в темноте и духоте; окна нельзя открыть, даже если бы очень захотелось, там — ад. Телевизор, оборвавший свой репортаж на полуслове, успел радостно сообщить, что буре понизили категорию — она теперь уже не ураган, а тропический шторм. Так что тот, кто воет, дик и злобен, в кромешной тьме за окном — это шторм. Это водные ресурсы. Это Сэнди.

Шепчемся с няней (она из Питера) о том, что нам, питерским, конечно, не привыкать; у нас каждый год наводнение, каждый ноябрь вздувается вода, и плевать ей на дамбу, — из берегов выходят и Нева, и нянина любимая Фонтанка, и моя любимая Карповка, и так будет вечно, аминь, а раз в сто лет обязательно придет Большая Волна, потому что и город проклят, и поэт так завещал. И, озарен луною бледной, простерши руку в вышине, за ним несется Всадник Медный на звонко-скачущем коне. У нас наводнение, говорим мы, — это карающая длань государства, воплощенная в Медном Всаднике. А у американцев демократия, поэтому их герой — Всадник без Головы.

У консьержей выросла борода и ввалились покрасневшие глаза, но руки их крепко сжимают бейсбольные биты.

В общем, я поняла, что это мне напоминает — «Титаник» в миниатюре. Мы-то не утонем, мы первый класс, у нас заплачено за шлюпки. Мы заперлись в тепле и не пустим посторонних. Все делается для нашего комфорта. А как там те, у кого нет денег на пятизвездочный отель? Как там не добравшиеся до дому оттого, что метро закрыто, тоннели заперты, а автобусы не ходят? Как там непонявшие, плохо говорящие по-английски, не расслышавшие указаний, не знающие как пройти в убежище? как там внезапно рожающие, как там свалившиеся с сердечным приступом, как там маленькие дети, напугавшиеся в своих темных квартирах? как там нервные или депрессивные граждане, боящиеся одиночества? Как бомжи, наконец? Ведь решетки, на которых они привыкли спать, зашиты фанерой, подъезды заколочены, и никто не впустит плохо пахнущего, пьяного и вполне себе сумасшедшего бомжа в свой дом!

Я лежу на кровати и растравляю себе душу: воображаю рожающую многодетную депрессивную мать-бомжа, не говорящую по-английски, с сердечным приступом стучащую в дверь нашего отеля. Никто ей не откроет. Люди глухи к ее стонам. Мысленно я протягиваю ей руку, помогаю пробраться по темным коридорам на наш этаж. Укладываю ее между собой и няней на кровать размера king size. Не надо благодарности. Все люди братья... По темной улице ползет еще одна нервная одинокая рожающая многодетная мать с сердечным приступом. Я провожу в отель и ее. Укладываю... куда я ее укладываю? Пусть ляжет на мое место. Потом еще одна, — спихнуть на пол няню?.. Еще одна. Еще одна. Еще одна. Еще одна. Да что ж такое!.. Сколько же можно! Дайте людям спать!..

Хреновый из меня гуманист.

29 октября, 24:00

И всплыл Манхэттен как тритон, по пояс в воду погружен.

30 октября, 10:00