С тех пор они встречались ежедневно. Вместе просматривали по утрам дипломатическую почту, обсуждали текущие проблемы.
Иногда Зорге оставался в посольстве на ночь, чтобы писать за Отта доклады его берлинскому начальству, а утром вновь, стараясь скрыть смертельную усталость, входил к послу в кабинет…
А между тем, если поверить многочисленным писателям, очевидцам и неочевидцам, жизнь его в Токио протекала так:
Из бара «Рейнгольд», где висели полотнища со свастикой, он в обнимку с глубоко декольтированными женщинами перекочевывал в ресторан «Фледермаус», где не было полотнищ со свастикой, но был знаменитый шотландский виски. Приемы и гейши, прогулки на белоснежных яхтах и фотопленки в букетах роз, легкие победы и крепкое вино, неуловимый, вездесущий, таинственный — таким обычно выглядит Зорге под пером зарубежных «популяризаторов».
Это ложь. Никогда не существовало Рихарда Зорге супермена и супершпиона. Рихард Зорге был другим. И в мелочах и в главном.
Вот, скажем, как он сам объясняет секрет своего успеха в Токио:
«Главными причинами, создавшими мое положение в посольстве, были мой большой запас общей информации, мои обширные знания Китая и детальное изучение Японии. Без этого, несомненно, никто из работников посольства не стал бы обсуждать со мной политические вопросы или просить у меня совета по секретным проблемам…»
Или:
«Я очень подробно изучал аграрную проблему, потом переходил к мелкой промышленности, средней и, наконец, тяжелой индустрии. Я, конечно, изучал также общественно-социальное положение японского крестьянина, рабочего и мелкого буржуа».
«Я интересовался также развитием японской культуры с древних времен… Вдобавок к своей библиотеке я пользовался библиотекой посольства, личной библиотекой посла, библиотекой Восточно-азиатского германского общества…»
Достаточно прочесть это, чтобы еще раз усомниться в правдивости образа, созданного «искусством» определенного рода. Портрет получился, мягко говоря, неполным, как если бы художник, сосредоточив весь свой дар на фраке, забыл написать глаза. Существенный пробел!
К середине тридцатых годов в Токио сложилась и начала действовать группа Рихарда Зорге. В нее входили японский журналист и общественный деятель Ходзуми Одзаки, прибывший в Токио незадолго до Зорге, корреспондент французского еженедельника «Ви» и белградской «Политики» Бранко Вукелич, немецкий коммерсант Макс Клаузен и художник Мияги. С Клаузеном и Одзаки Рихард познакомился и подружился еще в Шанхае. С Вукеличем они быстро сошлись, как люди похожей судьбы. Мияги сразу понравился Зорге своей сдержанностью и требовательностью к себе. «Прекрасный парень, — сообщал Зорге в Москву, — самоотверженный коммунист, не задумываясь, отдаст жизнь, если потребуется. Болен чахоткой. Посланный на месяц лечиться, удрал…»
Даже Уиллоуби вынужден отдать должное Зорге и его товарищам и признать, что «все члены группы Зорге работали не для денег, а исключительно ради идеи».
Это были идейно зрелые люди, интернационалисты, видевшие смысл своей жизни в борьбе за мир, предотвращение кровопролития. И, думается, не случайно в 30-е годы судьба свела их в Токио.
Тот же Уиллоуби и другие, кто писал о группе Зорге, не могли скрыть удивления: на протяжении восьми лет группа не имела ни одного провала по вине ее членов! И объясняли это подавляющим авторитетом Зорге в глазах помощников, его волевым превосходством, умением подчинить себе людей, заставить работать на себя. Дисциплина, основанная на страхе, на жестокости… Даже известный фильм Ива Чампи не исключает возможности угроз и насилия со стороны Зорге.