Фронт без линии фронта

На заводе Катю любили. В ту пору к ней в бригаду привели девчонку, сироту, совсем юную, приехавшую из глухой вятской деревни. Екатерине Александровне понравилось, что робкая, не умеющая ни читать, ни писать Марфуша, однако же, не усидела в няньках и уговорила свою хозяйку-художницу отвести ее в цех.

Катя сама взялась за новенькую. Обучила ее работать на сложных аппаратах и поселила у себя, на Софийской набережной.

В первое же утро Марфуша хотела подмести пол. Екатерина Александровна не позволила, прибрала в комнате сама и впредь запретила: «Садись-ка, милая, за тетради…» Учительница она была строгая, и Марфуша от букв довольно быстро перешла к слогам. А когда ученица овладела четырьмя правилами арифметики, Катя на радостях сделала ей подарок: в доме был большой полосатый плюшевый тигр, заграничная безделица. Марфуше игрушка нравилась. Однажды, проснувшись, она обнаружила тигра у себя под одеялом, ленточкой к нему был привязан отрез на платье и конфеты. Катя радовалась не меньше Марфуши.

Вечерами они ходили в кино на Пятницкой. На обратном пути Екатерина Александровна заставляла Марфушу пересказывать картину и объясняла непонятные места. По воскресеньям ездили купаться в Серебряный бор…

Видимо, рядом с наивной, румяной девчонкой Екатерина Александровна сама чувствовала себя моложе, счастливее. Она от души хохотала, когда, опустив в металлический ящик монету и услышав ответ автоматического «точного времени», вежливая Марфуша непременно отвечала: «Спасибо». В один из первых своих дней на Софийской набережной девушка увидела в окно Кремль и замерла: «Такой большой! И в год, чай, не обойдешь…» Катя решительно взяла с вешалки пальто: «Идем!» И они несколько раз обошли вокруг знаменитой стены.

Родные Екатерины Александровны жили в Петрозаводске, и она, выросшая в большой и дружной семье, где было два брата и три сестры, очень скучала по ним. Один из братьев погиб во время финской войны, и Екатерина Александровна тяжело переживала утрату. Марфуша, как могла, ее утешала.

Ночами Катя читала, а утром они, опаздывая на работу, бежали через мост к трамваю, иногда хватали такси. В машине Екатерина Александровна заставляла Марфушу есть печенье или бутерброд и… поедом ела себя, говоря, что не станет больше так поздно читать. Но вечером брала книгу и вновь читала до утра…

— Она сделала меня человеком, — говорила нам впоследствии Марфуша — Марфа Ивановна Лежнина-Соколова. — И специальность помогла приобрести и к книгам пристрастила на всю жизнь. Всю душу мне отдавала…

Рихарда Зорге Марфа Ивановна не знала. Но помнит, как несколько раз его ждали. Однажды в доме накануне Первого мая гостила Катина сестра Муся, и они с Марфушей даже ушли ночевать к подруге: Екатерина Александровна была почему-то уверена, что на праздники прилетит муж…

Он не приехал, не приезжал больше.

— Нам не довелось лично познакомиться с мужем старшей сестры, — вспоминает Мария Александровна Максимова, работающая в Госплане Карельской АССР, — но мне всегда казалось, что мы хорошо его знаем. Катя говорила, что он — ученый, специалист по Востоку. Она считала мужа настоящим человеком, выдающимся революционером. Мы знали и о том, что он находится на трудной и опасной работе. Между прочим, однажды Рихард рассказал ей о неприятных минутах: проснувшись как-то в гостинице в чужом городе, он вдруг забыл, на каком языке должен говорить. Тут же, конечно, вспомнил, но осталась досада на себя: нервы сдают. Вообще-то, по словам сестры, он был очень спокойным, собранным, уравновешенным человеком. Перед отъездом Катя зашивала ему под подкладку большую пачку денег. «Вот какие большие деньги тебе доверяют», — заметила она. «Мне доверяют гораздо больше, чем деньги», — улыбнувшись, не без гордости сказал Рихард. Катя никогда не сетовала на одиночество и ни на что не жаловалась.

Сестры бережно хранят оставшиеся им от Екатерины Александровны вещи, фотографии. Особенно мы благодарны им за любезно предоставленные два портрета Рихарда Зорге, один — подаренный Катюше перед отъездом, второй — присланный из Токио, тот самый, где он выглядит «не очень старым и усталым, скорее задумчивым»… Есть и фотография маленького дворика и комнаты с японскими гравюрами и книжными полками, также присланные из-за рубежа. Думается, это токийская квартира Зорге на Нагасаки-мати, 30.