«В школе я почти не выделялся среди своих одноклассников, — вспоминал он. — Учился неважно. Нередко нарушал дисциплину. В истории, литературе, философии и, конечно же, спорте я шел далеко впереди сверстников. Но что касается других наук — здорово в них отставал. В пятнадцать лет во мне пробудился жгучий интерес к произведениям Гёте, Шиллера, Лессинга, Клопштока, Данте и других «трудных» авторов. Я предпринимал отчаянные попытки осилить историю философии и труды Канта. Мой любимый период истории — французская революция… Я разбирался в текущих германских проблемах много лучше моих товарищей по учебе. За это меня прозвали премьер-министром».
Как видим, «премьер-министр» не имеет четкой «политической платформы», когда в первые же дни империалистической войны добровольно уходит в армию и со школьной скамьи сразу попадает в окопы. А приняв участие в нескольких кровопролитных сражениях, пережив гибель фронтового товарища, получив первое ранение, Рихард начинает понимать бессмысленность и преступность развязанной капиталистами бойни. Его погибший друг, каменщик из Гамбурга, был первым социал-демократом, которого ему довелось встретить в жизни. Лежа в лазарете, Рихард вспоминал рассказы друга о тяжелом положении немецких рабочих, об их борьбе, и вместе с отвращением к войне в нем рос интерес к социальным проблемам.
Неузнаваемо повзрослевший, приехал он домой на лечение. Не слишком внимательный прежде к материальной стороне жизни, новыми глазами вглядывался в безрадостный быт военной Германии, Нехватка продуктов. Чудовищно возросшие цены. Спекуляция… Вглядывался не только Рихард. Целое поколение переоценивало ценности. Во время короткой побывки он сдает экзамены в школе и поступает на медицинский факультет. Но его снова ждут окопные «университеты». На этот раз Рихард попадает на Восточный фронт.
Еще одно ранение. И снова окопы. Вот что говорил сам Рихард Зорге об этих днях:
«На Восточном фронте я познакомился с двумя солдатами, один из которых знал Розу Люксембург и Карла Либкнехта. Часами напролет мы спорили о том, где же выход для нашей страны. В это время меня ранило в третий раз, и очень серьезно. В госпитале, где я пролежал несколько месяцев, мне посчастливилось познакомиться с весьма образованной, интеллигентной сестрой милосердия и ее отцом, врачом госпиталя. Несколько позже мне стало известно, что они оба тесно связаны с радикальной фракцией социал-демократической партии Германии. От них я узнал о революционном движении в нашей стране, впервые услышал имя Ленина. Так был сделан мой выбор. Я решил связать свою жизнь и судьбу с революционным рабочим движением».
Знавшая в те годы семью Зорге Доротея фон Дюринг характеризует Рихарда как волевого, открытого, целеустремленного юношу. «Мы все любили Ику, — вспоминает она, — и хотя не разделяли тех убеждений, с которыми он связал себя позже, неизменно оставались в дружеских отношениях с ним… Он всегда был немного романтиком. У меня где-то хранится стихотворение, написанное рукой Рихарда. В нем есть строки: «Вечный странник, обрекающий себя на то, чтобы никогда не знать покоя…»
У романтика была теперь ясная цель. Открытый, добродушный юноша научился ненавидеть.
Рот-Фронт
Однажды, когда Рихард Зорге уже жил в Москве, ему привезли привет от Эрнста Тельмана.
— Я встречался с Тельманом, много говорил с ним, — сказал нам человек, ездивший в двадцатые годы в Германию, — Тельман высоко ценил Зорге. Он считал его одним из тех людей, на кого можно было положиться.