Фронт без линии фронта

— Диверсионная? Это страшно, черт возьми, — произнес Аркадий, глядя на девушек. — И вы работали в этой школе по своей специальности?

— Я там учился…

На следующий день рано утром Семерш пришел к нам. Вел он себя свободно, с достоинством.

— Вы учились в разведывательно-диверсионной школе, находившейся в селе Янша? — спросил я.

— Иген[35], — ответил Семерш по-венгерски.

— Расскажите об этом подробнее.

Полгода назад, летом, в село приехал хортистский генерал. Разговор был неофициальным, они гуляли на берегу речки, гость расспрашивал учителя о здешних местах, восхищался их красотой. Потом заговорил о войне, о приближении русских.

«В открытом бою мы уже проиграли, — сказал генерал. — Но мы должны выиграть другими средствами».

И генерал рассказал, что для обучения приемам тайной войны — шпионской и диверсионной деятельности — у гитлеровцев существуют специальные школы.

«В одну из них мы рекомендовали вас, учитель Миклош Семерш», — в упор посмотрев на молодого человека, сказал генерал.

— И вы не отказались? — спросил я Семерша.

— Это было бы вызовом, — ответил он.

В школу, когда она уже перебралась в Яншу, приехал Отто Скорцени, руководитель отдела диверсий, — здоровенный детина, похожий на бандита, с глубокими шрамами на грубом красном лице.

Он выступил перед слушателями. Чем дальше зайдут русские, тем вернее будет их гибель, говорил он. Новое немецкое оружие, тайные силы и особенно диверсанты сделают свое дело, и ни один русский не вернется на свою землю.

Скорцени с восторгом говорил о работе диверсантов:

«Парни! — кричал он, и его лицо еще больше наливалось кровью. — У вас будут бесшумные пистолеты, сильнодействующие яды, взрывчатые вещества, средства тайнописи. Вы будете перевоплощаться, как артисты, сегодня выдавая себя за старика, завтра за монаха, послезавтра за военного. Вы будете совершать подвиги. У вас будет все: деньги, вино, женщины».

Это звучало убедительно. Ему аплодировали.

На первых же занятиях их обучили, как применять синильную кислоту и другие мгновенные яды, подрывать важные объекты, как пользоваться портативной рацией и различными видами оружия, как устроить виселицу.

«Нет, это не мое амплуа», — стал думать Семерш. Поделиться с кем-нибудь было нельзя: в школе учащиеся следили друг за другом.

Вскоре у Семерша тяжело заболела мать, ухаживать за ней было некому. Его стали периодически освобождать от занятий, а с передислокацией школы отчислили совсем, но с условием, что, когда явится необходимость, он будет выполнять задания. Семерш согласился, а про себя подумал: «Черта с два. Поищите дураков в другом месте».

— Расскажите подробнее, кто был начальником школы, кто в ней преподавал, что вам известно о ее слушателях.

— Начальником был немецкий полковник Гаммер, фамилии офицеров-преподавателей нам были неизвестны, а знали мы только их клички.

Семерш рассказал о распорядке занятий в школе, охарактеризовал нескольких преподавателей, назвал имена слушателей, с которыми был в одной группе.

— Нам ведь не все объясняли. К тому же я был не очень прилежным учеником и, к сожалению, знаю даже меньше, чем мог бы.

Семерш улыбнулся, попросил разрешения закурить.

— Я понимаю, что все равно это достаточный повод для того, чтобы меня арестовать. Но, честное слово, я сам хотел прийти к вам.

— Мы не собираемся вас задерживать, — сказал я. — Но просим пока никуда не уезжать и, если понадобится, прийти к нам еще.

— Понимаю, — кивнул молодой человек. — Я всегда к вашим услугам.

Аркадий на правах старого знакомого вызвался проводить Семерша домой. Мы с Набатовым остались вдвоем.

— Для очистки совести это, конечно, уже кое-что, — усмехнулся Набатов. — Но для дела маловато. И потом, я сомневаюсь, чтобы молодого человека, которого рекомендуют генералы, так любезно оставили в покое.

Через несколько минут пришел Аркадий. Он сказал, что, провожая Семерша, заходил к нему домой. Его мать действительно выглядит неважно, не встает с постели.

Черные рюкзаки

Утром капитан Набатов выехал для доклада к начальнику. После отъезда капитана меня не переставали мучить одни и те же вопросы: куда переехала школа? где ее слушатели? что утаил Семерш?

Нужна же, черт возьми, какая-нибудь ниточка!

От курения разболелась голова. Выхожу подышать свежим воздухом. Вдруг слышу голос:

— Можно к вам?

Оборачиваюсь и вижу Семерша.

— Дело есть? Пожалуйста, — нехотя отвечаю я.

— Нет, у меня ничего. Но, может, у вас есть какие-нибудь вопросы ко мне?

Смотрю на него и думаю: с чего бы это? Что его так беспокоит, почему он снова пришел к нам?

Мимо дома в сторону фронта движется поток автомашин. Навстречу группами и в одиночку вот уже третий день идут люди, освобожденные из фашистской неволи: поляки, мадьяры, украинцы, французы.