Фронтовичка

Один из снарядов разорвался неподалеку, и между мятущимися тенями заструился сбитый с ветвей снежок. Потом разорвалась серия мин, и на той стороне вразнобой застучали глухие разрывы ручных гранат.

Близких разрывов Валя не слышала. Она не слышала фырчащих осколков и скрипящего их удара в стволы. Она слышала только то, что делалось на той стороне, и думала только о тех, кто находился сейчас там, в бою.

Когда совсем неподалеку грохнула серия снарядов и в лицо пахнул чадный запах разрывов, а осколки, как стая диких уток на взлете, просвиристели и по бокам и над головой, хозяйственный боец тронул Валю за рукав и предложил:

— Надо бы в землянку зайти. Неровен час… — И, заметив, что Валя не тронулась с места, озабоченно добавил: — Надо же какое несчастье! И наши артиллеристы, черт их возьми, молчат…

По лесу пронесся страшный свист и треск ломаемых ветвей. Сзади, совсем близко, грохнула новая серия снарядных разрывов. Солдат схватил Валю за руку, дернул и крикнул:

— Теперь — хана! Нашу землянку в «вилку» берут.

Вначале Валя не поняла, что произойдет, если землянку действительно возьмут в «вилку», потом вспомнила, что артиллеристы, прежде чем перейти на поражение, обязательно стреляют впереди и позади цели, называя такое расположение разрывов «вилкой». Она вырвалась из рук солдата, влетела в землянку, схватила аккордеон, гитару и крикнула:

— Витька, бежим!

Виктор пригнулся и, размахивая зажатым в руке поясным ремнем, развевая полы шинели, пронесся вслед за Валей. Они пробежали не больше десятка метров, как издалека донесся свист, и Валя бросилась в снег. Виктор упал рядом. Перед землянкой рванула очередная серия. Переждав, пока профырчат осколки, артисты опять побежали по тропинке, которая привела к блиндажу. Артисты без стука влетели в него, но только через несколько мгновений увидели свет и незнакомых командиров.

— Никого не покалечило? — строго спросил пожилой командир.

— Нет как будто, — неожиданно спокойно ответила Валя. — Землянку разведчиков взяли в «вилку».

— Потому и спрашиваю, — сердито бросил командир и отвернулся к амбразуре.

Виктор взял у Вали аккордеон, осмотрел его и покачал головой: он был весь в снегу. Валя стала вытряхивать снег из гитары, потом отряхнулась сама. Никто не предлагал им сесть, никто не обращал на них внимания. Пожилой командир долго прислушивался к сумятице боя, потом отрывисто приказал:

— Артиллерии — огонь. Всей!

Тут только Валя заметила, что в углу блиндажа сидит телефонист, который немедленно стал вызывать абонентов.

— Огонь!

Через несколько секунд одна боковина амбразуры блиндажа заиграла багровыми вспышками, земля заметно дрогнула, и с накатов просочился песок. И только после этого прокатились тяжкие вздохи артиллерийских выстрелов.

С этой минуты гул выстрелов и хряст разрывов, надрывный свист снарядов и осколков, шум падающих ветвей — все смешалось, перепуталось, и всем стало страшно. Валя уже не думала о тех, кто в бою, не думала и о себе. Было просто страшно. Как в сильную грозу. Как в ночной шторм. Только гораздо сильнее.

Иногда в грохоте артиллерийской канонады неожиданно выпадало тихое мгновение. Тогда слышались стук пулеметов и почти живое, жалобное пение гитарных струн. Потом все начиналось снова: хрясткие разрывы, цверенчание осколков, хлесткие орудийные выстрелы.

Когда канонада стала затихать, в блиндаж ввалился низенький, плотный мужчина в белом маскировочном костюме. Он козырнул и вяло сказал знакомым Вале громким голосом:

— Прибыл… Мои на подходе.

— Все? — отрывисто спросил пожилой командир.

— Да… Кто идет, а кого несут.

— Многих?

— Одного…

Командиры помолчали, и прибывший, разыскав чайник, стал жадно пить из носика.

— Сколько раз я говорил, — возмутился один из командиров с тремя кубиками на петлицах, — нужно запретить эти танцульки на передовой! А теперь — пожалуйста. Землянку разведчиков засекли. Да и как не засечь, если…

Пожилой командир покосился на побледневшую Валю и резко перебил:

— Ерунда! Ночью, даже во время концерта, они не могли сделать засечку, а тем более подготовить данные. Видимо, пристрелялись еще раньше, когда стояла другая дивизия. Просто учтем, что землянка пристреляна. — Он помолчал и приказал человеку в белом: — Иди, встречай. И сюда приводи. Тут безопасней — лощинка.

Командир в масккостюме кивнул головой и вышел. Валя и Виктор почувствовали себя не только лишними, но даже мешающими этим людям и в нерешительности потоптались у порога, втайне мечтая, чтобы их задержали. Но их никто не задерживал.

В лесу было почти тихо. Деревья, будто вздыхая после пережитого, тихонько поскрипывали и потрескивали. Сыпались хвоя и сухие мелкие ветки. Ракет стало меньше, и снег вспыхивал реже. Иногда в вышине с сухим, крахмальным шелестом пролетали снаряды, и тогда деревья сдержанно и негодующе гудели. Гул этот отдавался в гитаре, и от него замирало сердце.