Грехи отцов. Том 2

— Спасибо. — Я наблюдала за ним, когда он доставал кофейник. В свои далеко немолодые годы Кевин был мало похож на старого холостяка, а скорее напоминал маститого писателя. Его длинные, до шеи, но аккуратно подстриженные волосы были совершенно белыми, и, хотя он заметно потяжелел по сравнению с молодыми годами, он ухитрялся выглядеть элегантным. Его акцент, прежде представляющий забавную смесь Восточной подготовительной школы и театра на Бродвее, теперь больше был похож на выговор дикторов Би-Би-Си. Он пользовался очками, но старался обходиться без них, будто боялся, что они его старят, и слегка помахивал ими во время разговора. Все это добавляло неожиданные штрихи к его новому облику.

— Мы возьмем такси, — сказал он, когда мы вышли из дома. — Я только однажды осмелился сесть за руль в этой стране, и последствия были ужасными. У меня совершенно неистребимое стремление ездить по правой стороне.

Я слабо улыбнулась. Все мои мысли были о Скотте. Тревога снедала меня.

Когда мы подъехали к дому, я никак не могла вставить ключ в замок, и Кевин помог мне открыть парадную дверь. Мы вошли в холл. Экономка пылесосила комнату наверху. Будничность этого шума принесла мне облегчение и дала смелость постучать в дверь библиотеки.

— Скотт?

Ответа не было.

— Бог мой, — сказал Кевин, — ты думаешь, он способен заставить себя работать этим утром?

Скотт вышел из библиотеки.

Он был свежевыбрит и безупречно одет, и, когда я осознала, чего ему это стоило, у меня брызнули слезы. Выглядел он очень плохо. Его глаза были налиты кровью, в лице же не было ни кровинки. Он даже не пытался говорить, а просто стоял, глядя на меня, и его безмолвная боль безотчетно повлекла меня к нему.

— Скотт… дорогой… мы думали… мы хотели знать…

Он судорожно глотнул, но все еще не мог говорить. Я повернулась к Кевину.

— Все в порядке, — сказала я. — Огромное спасибо.

Кевин сказал только:

— Позвони мне попозже, — и тихо вышел. Парадная дверь закрылась за ним.

Первое, что сказал Скотт, было:

— Не бросай меня. Пожалуйста, не бросай. Я этого не вынесу. Я скорее умру. Я не перенесу этого. Не смогу.

— Дорогой, я не ухожу от тебя. Нет.

— Я не смог бы жить без тебя, я бы скорее умер. Но я этого заслуживаю. Я делаю такие ужасные вещи.

— Ш-ш-ш. — Я обняла его и стала поглаживать его волосы.

— Я думал, ты не вернешься, — сказал он, — думал, все кончено. Я даже приготовил ванну и бритву…

— Давай сядем.

Мы вошли в библиотеку и тихо сели на диван. Издалека, как будто из другого мира, доносился шум пылесоса: убирали спальню.

— Скотт, — сказала я, — тебе необходима помощь. Обратись к доктору.

Он энергично кивнул.

— Я приму таблетки. Они помогут мне на первых порах. Я никогда больше не буду пить, никогда, клянусь.

Я поцеловала его и прижала к себе сильнее.

— Я имела в виду не только спиртное. Тебе нужна помощь, чтобы справиться с приступами насилия, которые мучают тебя.

Это его озадачило.

— Пока я не пью, я не ощущаю никаких позывов к насилию.

— Скотт, алкоголь не является созидательной силой. Он не создает стремления к насилию из ничего. Насилие живет в тебе постоянно и лишь дремлет до поры до времени. Все, что делает алкоголь, — это открывает ему выход.

Он задумался, положив руку на лоб, как будто у него болела голова. Но он не жаловался. Наконец он сказал:

— Ну что ж, возможно, это так. Да, может быть. Но спасение не у психиатра. Оно во мне. Как только я рассчитаюсь за своего отца, я приду в согласие с самим собой, и все мое неистовство, вся агрессивность останутся в прошлом.

Мы помолчали. Потом я сказала:

— Думаю, твой отец давным-давно знает, что ты исполнил свой долг по отношению к нему, и хотел бы, чтобы ты теперь занялся собой. Если ты согласен поговорить с доктором…

— Ты имеешь в виду психиатра?

— Да, психиатра. Это не значит, что я считаю тебя сумасшедшим…

— Не сомневаюсь, что именно это ты и думаешь. А после прошлой ночи я и винить тебя не могу за это.

— Это не значит, что я считаю тебя сумасшедшим, — повторила я, как будто он ничего не сказал. — Но я вижу, что в твоей душе слишком много боли, которая отравляет тебе жизнь. Зачем же мучиться, когда врач, быть может, облегчит страдания? Ну разве не стоит хотя бы попробовать?

— Ладно, я сделаю все, что ты хочешь. Все, что угодно. Если ты хочешь, чтобы я пошел к психиатру, я пойду.

Я прекрасно понимала, что он соглашается просто потому, что не хочет спорить со мной. Глубоко вздохнув, я сделала новую попытку.

— Ты должен захотеть вылечиться, Скотт. Если ты не захочешь, психиатр тебе не поможет.

— Но я хочу вылечиться. В послевоенные годы я много раз пытался вылечиться разными способами.

Было очевидно, что мы ходим по кругу. Я поняла, что у меня нет другого выхода, как сказать ему грубую правду.