Иван-Вампиров Сын

Вот вам, пожалуйста, теперь я еще и шовинист. Со своей великовампирской идеологией я угнетаю вервольфовское нацменьшинство. Интересно, что я услышу, если (и не дай Бог, конечно) не одобрю однажды выбранную им даму?

— Кстати, — внезапно появляется еще одно умозаключение, — пока я буду смотреть фильм, я не смогу мешать тебе заниматься сценарием.

В переводе на нормальный язык это звучит так: «Не пустишь к телевизору — не дам писать. Любым способом, но отвлеку».

— Валяй, деваться мне некуда. Хоть до утра: и Вой, и Лай, и Писк. Но особенно советую Топот II.

— Папка, ты просто прелесть!

Ванька крепко обнимает меня и целует в ухо. Он покидает мои колени, и через дверь начинает доноситься: крики, рев, вой, грохот выстрелов и ломающихся дверей, звон разбитых окон и идиотский американский вопрос «You okey?», задаваемый героями к месту и в отсутствие оного…

* * *

Чего угодно мог ожидать я, вампир с двухсотлетним стажем, но только не этого наказания (или испытания), свалившегося на меня одиннадцать лет назад…

В ту ночь я, наконец, выследил негодяя, терроризировавшего окрестности и еженедельно доводившего милицию до умоисступления очередным девичьим трупом. Беседа наша была до чрезвычайности короткой, и в склеп я возвращался с сознанием исполненного гражданского долга и сытый до икоты. (А, надо вам сказать, вампиры икают крайне редко). Предвкушая спокойный дневной сон, я как-то сразу не обратил внимания на писк, несущийся со ступеней костела. Странный такой писк. И, сами понимаете, решил взглянуть. На ступенях церкви лежал какой-то белый сверток, который и издавал эти загадочные звуки. За двести лет я многое повидал, но обнаружение среди ночи на кладбище кое-как запеленатого младенца погрузило меня в глубочайший шок. Как дурак стоял я у ворот храма, держа на руках ребенка, который, как только я его поднял, тут же замолк и радостно загукал, тараща на меня глазенки. К пеленкам пришпилена была бумажка, и в свете почти полной луны я прочитал коротенькую надпись: «1 мая, 00.15».

«Бедняга, — неожиданно подумалось мне, — угораздило же тебя родиться в Вальпургиеву ночь».

Внезапно младенец снова завопил, ясно давая понять, что хочет есть, а также требуя сухих пеленок, ибо эти были промокшими насквозь. Дальше я действовал на полном автоматизме, явно плохо соображая, что творю.

Проблема пеленок была решена при помощи большого савана, в который был завернут незнакомый мне, но явно добрый (не пожалел же тряпки для ребенка) католик, возлежавший в часовне костела и смиренно ждущий церемонии погребения. Молоко же поставила, разбуженная долгим грохотом в двери, жена кладбищенского сторожа, которой я наплел что-то о поломанной машине, погибшей при родах матери и почасовом кормлении младенца. В подтверждение каждой своей фразе я тыкал ей в нос без умолку орущим ребятенком.

Став счастливым обладателем двухлитрового термоса молока, бутылочки с соской и даже пустышки (сторожиха сама недавно обзавелась таким же вот орущим подарком), я окольными путями добрался до склепа (надо же было делать вид, что иду к сломанной машине).

Через четверть часа в склепе покойных господ Лаврецких можно было наблюдать оригинальную картину: ошарашенный вампир баюкает запеленатого в саван грудничка, мирно спящего после обильной молочной трапезы.

Только когда пацаненок заснул, я понял, что с ним надо что-то делать. Только вот что?

Самым простым решением было бы, конечно, пустить его в расход, но тогда чего, собственно, было столько хлопотать? Можно, естественно, вампиром сделать. Правда, на что это будет похоже? Вечный, никогда не вырастающий грудничок, которого даже кровью поить придется из бутылочки, зубов-то нет, да и, наверное, не будет.

А, может, выкормить, вырастить, воспитать, а потом и сотворить себе спутника по Вечности?

Основательно продумать эту, явно привлекательную, мысль мне помешал крик петуха, возвещавшего скорый рассвет. Пора было на боковую. Вынос решения откладывался до следующей ночи. Забравшись в гроб, я устроил мальца поудобнее под боком и мгновенно вырубился.

Проснулся далеко заполночь (сказались мытарства прошлой ночи) от того, что кто-то, жалобно поскуливая, вылизывает мне лицо. Изумлению моему не было предела: младенец бесследно исчез, а на груди моей, недавно и весьма обильно залитой мочой, сидел крохотный волчонок!!!

И только чуть позже обнаруженная на небе полная Луна кое-что мне объяснила…

Так в мою жизнь (точнее, не-смерть) вошел и более чем прочно утвердился неизвестно откуда взявшийся Ванька. Маленький вервольф.

* * *

В последний раз прозвучал страшный вой, в последний раз кто-то у кого-то поинтересовался, в порядке ли он, и, наконец, воцарилась тишина.

— Пап… — чудо мое уже в кабинете. Лицо задумчиво.

— М-мм-м?… — не успел таки закончить.

— Их опять всех убили.

— Ты их жалеешь? — только этого еще не хватало.

— Да нет, они же были плохие. Монстры. Просто… — Он явно чем-то расстроен.

— Что просто?

— Просто я хочу сказать, меня ведь тоже могут так…