Иван-Вампиров Сын

Ну вот, приехали. Ах, мистер Бранднер, приеду я однажды в ваши Штаты!.. Тут уж не до сценария. Выхожу из-за стола, подхватываю его на руки.

— Неужели и меня однажды так пристрелят? — от навернувшихся слез сапфиры превращаются в опалы. Голос дрожит. — Пристрелят только потому, что я не такой, как все?

Я отношу его в спальню, загадочный детский Эдем, все стены которого увешаны яркими картинками, а сотни самых разнообразных игрушек и книг, кажется, только при появлении людей (ну, скажем так, людей) застыли, перестав жить своей удивительной, полной приключений и интриг, жизнью.

Над изголовьем кровати со стены весело скалится велоцираптор, почему-то рекламирующий «Тампакс». Этого огромного плаката здесь еще вчера не было.

— Твое новое приобретение?

Иван уже под одеялом. Я присаживаюсь на край постели.

— Это Костик привязался: «Давай на Крюгера поменяю! Давай на Крюгера поменяю!..» Вот и поменялись.

— Забавный плакатик.

Я ненадолго умолкаю. Мне надо собраться с мыслями. Вижу ведь, что ждет он продолжения начатого разговора.

— Сынок, знания, что я тебе давал, не просто балласт для мозга. Это материал, которым можно умело пользоваться всю жизнь. Вспомни, что я тебе говорил об оборотнях: в каждом вервольфе есть два начала, две морали, два сознания. Человек и Зверь. И какое из этих начал возьмет верх, по тому пути и пойдет вервольф. Так же и ты. Либо, как монстры из «Воя», уничтожив в себе все человеческое, ты будешь сеять вокруг себя смерть, и кончишь с серебряной пулей в голове. Либо, даже в полнолуние, ты будешь помнить, что ты разумное существо. Разумное и человечное, какую бы форму это существо не принимало. Если всегда и в любой ситуации ты будешь помнить, что ты, во-первых, человек, а волк в-десятых, то никому не придет в голову ратовать за твое уничтожение… — я стараюсь быть убедительным, пусть и дидактичным до тошноты. Главное, чтобы Ванька мне сейчас поверил. Иначе, какой это, к черту, разговор по душам. Но застал он меня врасплох, ничего не скажешь. Рано, слишком рано еще для подобных бесед, что он поймет в свои одиннадцать?..

Делаю паузу и пытаюсь понять, а верю ли я сейчас сам себе? Верю, наверное, говорю ведь святую и истинную правду, и ничего кроме оной. Только это далеко не вся правда…

Разумность и человечность условия, как говорится, необходимые, но еще не достаточные. Это пока Витька с Костиком могут умирать от зависти теоретически, к юному вервольфу. Дети есть дети, и его способность превращаться они воспримут, скорее всего, как игру. Тут мой ребенок прав. (Однако экспериментировать не будем!) Но вот что потом?.. Дети ведь имеют обыкновение вырастать, и вырастают, в конце концов, к сожалению. А у взрослых это, знаете ли, не зависть. Это, знаете ли, называется совсем по-другому. Ксенофобия, будь она!.. А от того, что мы иные, не деться никуда.

Я-то об этом всегда помню, и если кто-нибудь станет вас убеждать в том, что вампиры лишены чувства самосохранения, плюньте тому в лицо. Ведь даже будучи вполне добропорядочным членом общества, не поручусь, что, узнай какой благонравный обыватель, кто я есть на самом деле, ему не захочется извести меня, ну, скажем, осиновым колом. Так, на всякий случай. Во избежание грядущих бед. Как бы чего не вышло… (Нет, я не циник, просто трезво смотрю на вещи. Возраст и опыт к тому располагают.) И я их, любезных обывателей, мирных (до поры, до времени) граждан, представьте, даже не виню. Этот страх им неподвластен.

Только скажите, как объяснить всю эту прозу жизни Ваньке?! Да и нужно ли? Пусть сперва подрастет. Тогда и поговорим… серьезно… Если он, конечно, все еще будет нуждаться к тому времени в моих наставлениях проблема отцов и детей, увы, существует, в чем каждому из нас с вами приходится убеждаться на собственном горьком опыте. Мне же это еще только предстоит… Мда… Но я я все равно буду рядом с ним. Вампир-хранитель это, поверьте, звучит неплохо. Мне нравится. А пока я продолжаю:

— Запомни раз и навсегда: разумность, гуманность и осторожность, — надо же, нашел таки формулировочку, — вот три основы спокойной жизни вервольфа. Ты понял, что я хотел сказать?

— Да, папа, — лицо его спокойно и серьезно.

— А теперь постарайся заснуть. Но для начала обдумай все, что я тебе сказал. Что для тебя в тебе важнее: Человек или зверь, — пусть сперва решит для себя именно эту проблему.

— Хорошо, папа!

Я наклоняюсь, чтобы поцеловать сына. Его руки обхватывают мне шею.

— Пап, не уходи сегодня в склеп. Оставайся спать в доме.

— Ладно, если ты обещаешь, что утром не вздумаешь открывать ставни и отодвигать шторы, я останусь в кабинете.

Иван хихикает:

— Я обещаю…

19.09.1994 г. Ростов-на-Дону