Из «Записок Желтоплюша»

На следующий день (в четверг, а знакомство хозяина с Докинсом состоялось всего лишь во вторник) мистер Докинс дал обед — в семь часов. Обедал Блюит и оба мистера Д. В одиннадцать сели играть. На сей раз всерьез, потому что слуг уже в два часа услали спать. Прихожу в пятницу утром к нам — хозяина еще нет. Около полудня является на минуту, умывается, велит подать ветчины и содовой — и опять к Докинсу.

В семь часов они обедают, но, как видно, без аппетиту — все достается нам; зато вина требуют еще, и за тридцать шесть часов выпивают не меньше двух дюжин бутылок.

В пятницу вечером хозяин наконец возвращается. Таким я его до тех пор еще не видел — пьян в доску. Качается, пляшет, икает, ругается, швыряет мне горсть серебра и валится на кровать; я стаскиваю с него сапоги и одежу и укладываю поудобней.

А снявши с него платье, делаю то, что и всякий слуга должен сделать, — выворачиваю карманы, заглядываю в бумажник и в письма; немало несчастий удалось через это отвратить.

И нахожу среди прочего следующий документик:

«Долговое обязательство

на 4700 ф. Подписано:

Томас Смит Докинс.

Пятница, 16 января».

Была и другая подобная же бумажка: долговое обязательство на четыреста фунтов. Подписано: «Ричард Блюит». Но это, конечно, только так, для видимости.

* * *

Наутро, в девять, хозяин уж был на ногах и трезвый как стеклышко. Оделся — и к Докинсу. В десять послал за кебом, и оба собрались ехать.

— Куда прикажете кебмену везти, сэр? — спрашиваю я.

— Вели ехать в БАНК.

У бедняги Докинса глаза были красны от раскаяния, вина и бессонницы. Он задрожал, заплакал и откинулся на сиденье. Так и поехали.

В тот день он потерял все свое состояние, кроме пятисот фунтов.

* * *

К двенадцати хозяин вернулся, и тут к нему торжественно поднялся мистер Дик Блюит.

— Дома барин? — спрашивает.

— Да, сэр, — говорю; ну, он и входит. А я, понятное дело, — к замочной скважине и слушаю.

— Ну-с, — говорит Блюит. — Сработано чисто, а, Дьюсэйс? Что наш Докинс? Уже расплатился?

— А? Да, да, — говорит хозяин.

— Четыре тысячи семьсот?

— Да, около того.

— На мою долю, стало быть, приходится две тысячи триста пятьдесят. Будьте так любезны.

— Честное слово, мистер Блюит, — говорит мой хозяин, — я вас что-то не понимаю.

— Не понимаете? — говорит Блюит страшным голосом. — Не понимаете? Ведь вы же обещали поделиться. Еще я вам на первый вечер одолжил двадцать соверенов — уплатить Докинсу проигрыш. А вы дали слово чести, как джентльмен, что поделите поровну все, что удастся выиграть.

— Правильно, сэр, — говорит Дьюсэйс, — все правильно.

— А как же теперь?

— А так, что я не намерен сдержать слово. Эх ты, болван! Ради тебя я старался, что ли? Ради твоей, что ли, выгоды истратился на обед для того идиота? Пошел отсюда! Нет, постой. Вот тебе четыреста фунтов — а вернее, собственную твою расписку на эту сумму, и забудь все, что было, и что ты когда-нибудь знал Элджернона Дьюсэйса.

Видел я разъяренных людей, но таких, как Блюит, — никогда. Уж он бранился, уж он орал! А потом заплакал; то ругается и зубами скрежещет, то просит у Дьюсэйса пощады.

Наконец хозяин распахнул дверь. (Батюшки мои! Я при этом чуть было не влетел в комнату вверх тормашками.) Распахнул и говорит:

— Эй, Чарльз! Проводи-ка джентльмена вниз.

А сам смотрит на него и не сморгнет. Блюит весь съежился и поплелся прочь как побитый. Ну, а Докинс — бог его знает, что с ним сталось.

* * *

— Чарльз, — говорит мне хозяин, этак через час. — Я еду в Париж. Если хочешь, могу и тебя взять с собой.

МИСТЕР ДЬЮСЭЙС В ПАРИЖЕ

Глава I Которая из двух?

Генерал-лейтенант сэр Джордж Гриффон, кавалер ордена Бани, семидесяти пяти лет от роду покинул земную долю и ост-индскую армию, где служил с честью. Службу в Индии сэр Джордж начал с юнги, дослужился до конторщика у судохозяев в Калькутте, а там до капитана в войсках Ост-Индской компании, а там, глядишь, и до генерал-лейтенанта. А дальше уж не поднялся: пришло время отдать богу душу; тут уж ничего не поделаешь: что барабанщик, что генерал, что мусорщик, что император — все там будем.

Сэр Джордж не оставил после себя наследников мужского пола, так сказать, продолжателей рода. Осталась только вдова двадцати семи лет и дочка двадцати трех — а больше некому было по нем плакать и делить его денежки. После смерти генерала вдова и сиротка уехали из Индии и пожили сперва в Лондоне; а когда там не понравилось, решили податься в Париж; потому как в Париже и мелкая лондонская пташка высоко летает — были бы деньги, а их у Гриффонов было вдоволь. Просвещенный читатель уж верно догадался, что мисс Гриффон не приходилась вдове родной дочерью. Хотя в Индии и рано выдают замуж, но все ж таки не с пеленок. Леди Гриффон была у генерала вторая жена, ну а дочь, мисс Матильда Гриффон, была у него, сами понимаете, от первой.