Изумруды, рубины, алмазы мудрости в необъятном песке бытия

От Эллинизма — остались амфоры, академии и мифы

От Зороастризма — остались костры, звезды и загробные грифы

От Ислама — остались Великая Книга в руках у Аллаха, паранджа — хранительница чистоты жен, верозащитный Меч и мужи, не боящиеся умереть за Веру…

И все это — Ты!.. О Боже!.. О Господь необъятный мой!..

И все это со мною… в душе моей…

Но грифы бродят над моею необъятной головой…

…Ходжа, я ухожу к Богу!

Кто есть Бог?..

…Бог!.. Бог!.. Бог!..

Тут эхо в горах Фанских понеслось и многие камни пали с гор…

Эхо разбудило камнепады, дотоле таящиеся… спящие…

Полетели камни близ наших мудрецов…заблудшие камни близ заблудших человеков…

Ходжа улыбнулся:

— Дервиш Ходжа Зульфикар!.. Господь не любит глупых вопрошаний… и отвечает камнепадами…

Дервиш, ты ушел в Фанские горы…

Ты сладострастно ищешь смерти… ты алчешь

стать пищей грифов… ты постиг все сладости этого мира и хочешь испытать последнюю сладость — смерть…

Ты забыл про свой нищий таджикский безмолвный народ…

Ты забыл про свой нищий русский безмолвный народ…

Ты забыл про нищие кишлачные глиняные слезные кибитки — колыбели твоего отца таджика убиенного Касыма…

Ты забыл про нищие деревенские заброшенные избы — люльки твоей мудрой русской матери Людмилы…

Кто о них заговорит? закричит? воскликнет?.. о пригнетенных немотствующих вселенских сиротахнародах… о русских и таджиках?..

Кто вернет им божий огненный язык их?..

Кто воскричит на весь мир об этих журавлиных палых избах и подкошенных саманных хромых кибитках?

Кто пожалеет нищих и воскресит безвинных?..

…Ходжа опять кричал, и эхо понеслось, забилось в горах, и камнепады опять посыпались с гор… и я спрятался за скалу…

Потом эхо ушло, камнепады притихли, я вышел из-за скалы на дорогу…

Никого не было на дороге…

Пустынно было…

Опять один я брел по Фанским осыпчивым горам…

Только эхо вдали еще билось, как раненая птица…

О Боже…

А где же великий тысячелетний мудрец Ходжа Насреддин? где белый пыльный осел его?.. где следы его на дорожной жемчужной теплой пыли?..

Никого не было на дороге…

Только эхо вдали еще замирало уходило…

А, может, Ходжа Насреддин — это миф? это — совесть? это — самое сокровенное? это — тайна жизни? это — душа?..

А может ли душа разъезжать на осле?..

Но следы от ослиных ног еще тлели еще дышали на дорожной пыли…

О Боже!..

Или это я от одиночества говорил сам с собой? от страха средь этих святых гор?..

Человеки от лютого одиночества часто говорят, бормочут сами с собой…

И я говорил?.. и я кричал?.. и это мое эхо еще бьется вдали?..

…Но в каждом человеке живет великий странник-мудрец Ходжа Насреддин…

И вот он на миг проснулся во мне… и ушел… как эхо…

Эхо мудрости… эхо любви…

Ты все еще со мной?..

О любовь…

Глава XXXIV ЛЮБОВЬ

…О любовь…

Дервиш так любил этот земной быстрый сладколенный мир, что даже блоху, его кусающую, любил любовался ею и шептал предсмертными устами:

— Это же маленькая вселенная… кусачая, но прекрасная…

Творец и о ней не забыл и ее на землю послал…

…И вот я бреду по Фанским горам…

…О Господь где смерть моя?..

И тут!..

О Боже…

Я пришел встретить смерть, а встретил любовь…

Глава XXXV АНАХИТА-АРДВИСУРА

…Дервиш бойся Фанских гор…

Здесь люди влюбляются насмерть…

Иль в красоту невиданных бальзамических гор

Иль в дев древнесогдийских небоглазых златовласых пришедших из древних пыльных времен и дальних эпох

И обе дороги в бездонные пропасти обрываются…

Но!..

Я пришел приехал в яшмовые рубиновые смарагдовые опаловые аметистовые апельсиновые Фанские мраморные алмазные горы…

И стою у изумрудной лазоревой коралловой малахитовой плывущей сиреневой чайханы гиацинтовой «Древняя Согдиана»…

И тут я увидел ее и сразу зашептал что ли закричал что ли завыл что ли хозяину чайханщику…

…Старик, отдай ее мне… отпусти ее…

Она как увидела меня — так узнала меня, как собака преданно ползуче глазасто виляя виясь узнает пастуха своего…

Она как увидела меня, побежала из сада где урюки созрели и птицы клюют берут их, и черви, и муравьи и падают плоды о землю золотом пахучим текучим устилая обогощая пианую липкую терпкую траву…

Золотой палый урожай несметен и ты старик не можешь собрать его и отдаешь земле и муравьям и птицам и червям плоды сладчайшие палые текучие…

И я перезрелый палый плод и ложусь падаю на землю и ем золото медовое падучее и жду муравьев последних и птиц опьяненных и червей загробных…

Давно уже грифы-трупоеды зороастрийские загробные бродят в небесах надо мной чуя смакуя перезрелое тело мое…

Но вот увидел ее и она увидела меня и я узнал ее и она узнала меня

Старик, отдай мне ее как урючину палую зрелую текучую хмельную опьяненную медовую…

Она умрет без меня а я умру без нее… она — золотая палая урючина а я — златой червь текучий ее…

Тело девы тело жены — самое хмельное пианое вино

И Пророк не запрещает его и Он Сам пил это божье вино из многих пиал-жен своих и я пиан нынче… и алчу пить из пиалы такой…

Старик, у тебя пять спелых урюковых златых дочерей — Мубориза Мунисса Майрам Мамлакат…

И эта пятая пятнадцатилетняя Анахита Ардвисура… древняя Богиня лазоревой Согдианы…