Как работает ваш мозг. Внутри самого сложного объекта во Вселенной

Взрослый мозг не так податлив, как мозг ребенка, но он продолжает меняться всю нашу жизнь. После инсульта или травмы мозг особенно пластичен, он выискивает все способы обойти препятствие.

Нейроанатом из Медицинской школы при Университете Индианы и автор книги «Мой инсульт был мне наукой» Джилл Болти Тейлор в 1996 году пережила инсульт, лишивший ее памяти, моторных навыков и даже личности. За восемь лет восстановления она с пользой применила свои знания о мозге и помогла ему перестроиться и стать еще лучше, чем прежде.

– Что сделал с Вами инсульт?

– Так как кровоизлияние у меня произошло в коре головного мозга, оно стерло когнитивные функции. Но мне очень повезло в том, что мое тело было в порядке.

– Опишите первые дни.

– Я лежала в больнице пять дней. Утром на третий день ко мне пришла мама. Я не знала, что такое мама и тем более кто моя мама. Она пришла, поздоровалась со всеми в палате, а затем откинула одеяло и забралась ко мне. Я не знала, кто это. Я не знала, чем она занимается. Я знала только, что эта очень добрая женщина забралась ко мне в кровать, обняла меня и начала укачивать, как будто я ее ребенок. И я была ее ребенком. Она просто показала, что я опять маленькая, и все.

– Что Вы сделали для Вашей реабилитации?

– Единственной специальной реабилитацией, которую я прошла, была терапия речи. Около трех месяцев я занималась с логопедом. Настоящую реабилитацию проводила моя мама с того дня, как привезла меня домой. Она стала моим ангелом. Она водила меня в туалет, кормила, а если у меня оставались силы, работала со мной – решала детские задачки, учила читать, ходила со мной по квартире, потом вокруг дома и так далее. Меня бы здесь не было, если бы не она. Мое преимущество заключалось в вере в способность мозга восстановиться. Для меня это главным образом означало не мешать ему.

– Как не мешать мозгу?

– Моя рекомендация номер один – это сон. Мозгу необходим сон. Клетки мозга перенесли травму. Человек совершенно выгорел и вышел из строя, и сон необходим. В нашем обществе в реабилитационных центрах подъем обычно в 7 утра. Всех будят.

Если вы пережили инсульт, отключились и не хотите бодрствовать, вас накачают амфетаминами. Вам в лицо тычут стимулами, часто в виде телевизора в палате, иногда буквально в полуметре от лица. Это совершенно невыносимо. И потом мы не даем людям спать до ужина. После ужина их укладывают в кровать. Идея в том, что, если вы хотите восстанавливаться, надо жить как обычный человек. Если бы так обращались со мной, честно, я бы предпочла не участвовать. Для меня очевидно, что мы обращаемся с пережившими инсульт неэффективно.

– Вы сказали, что ушли в правое полушарие мозга. На что это было похоже?

– Когда у меня произошло кровоизлияние, моя левополушарная личность перенесла травму. Я сместила все в правое полушарие, так как качества левого полушария потеряли функциональность и высвободили доминирование или доминирующие нейронные ткани моего правого полушария. Это с точки зрения анатомии.

Со временем связи левого полушария начали восстанавливать функциональность. Как будто шел ремонт. Это был долгий процесс выстраивания взаимоотношений между мной и мозгом, день за днем, год за годом. Я сознательно выбирала и перестраивала мозг так, как я хотела бы его видеть.

– Вы сознательно перестроили мозг с помощью ваших мыслей?

– Да, обновлять или восстанавливать нейросвязи было когнитивным выбором. Нефункциональные связи начали возвращаться в систему по одной, и я выбирала, поддержать формирование связи или не подпитывать его. Когда пыталась восстановиться связь с гневом, мне не понравилось то, как я себя чувствую изнутри, и я сказала этому потоку «нет». Каждый раз, когда он пытался включиться и пробежать, я возвращала к нему внимание – мне не нравилось, как ощущался гнев, и я его выключала. Теперь эта связь вообще редко включается, главным образом потому что я чувствую ее движение и пресекаю в зародыше.

– «Когда связи возвращались, я выбирала, подпитывать их или нет».

– Во время восстановления мне было совершенно ясно, что каждая моя способность существует, потому что функционирует хорошая связь, которая ее контролирует. Я узнала, что определенные мысли стимулируют эмоциональную проводку, которая затем переходит в физиологическую реакцию.

Поэтому я смотрю на нас как на нейропроводку мыслей и эмоций и физиологических реакций. Когда вы рассматриваете мозг как своего рода компьютерную сеть, каковой он и является, становится проще управлять ею. Но вы должны хотеть этого. Люди говорят: «О, я же состою не только из мыслей, я не просто нейропроводка», – и я так говорила. Да, у меня тоже когда-то была такая иллюзия, больше нет. У всех человеческих существ есть способность сосредотачиваться на том, о чем мы хотим думать.

– Похоже на заявления медитирующих.

– Я думаю, люди, которые медитируют, готовы уделять внимание мыслям, чтобы целенаправленно перестроить свой разум. Мантры, четки, сознательные мысли о дыхании – это инструменты, дающие альтернативу постоянной внутренней болтовне, позволяющие сконцентрированному разуму переключиться на что-то еще. Здесь то же самое. Учиться наблюдать наши нейронные связи и не участвовать в их работе – это навык, который мы все можем освоить.

– Когда вы поняли, что восстановились?

– Я поняла, что полностью восстановилась, когда почувствовала, что снова стала плотным телом. До этого я чувствовала себя жидкостью. Я вставала по утрам и выводила собаку. У меня за домом лес, и я поняла, что восстановилась, когда все слилось в единое целое, все лучилось энергией жизни – деревья и свет, проникающий через них, трава и сверкающая роса. Все было живое, красивое и взаимосвязанное, и я была частью всего. Совсем не так звучит: «Я плотная, а это дерево, а это травинка, а это капелька росы», – и все отдельно. Я не знаю, как еще это описать.

– Сегодня вы создаете много витражей. Восприятие художественных работ и вообще вашей жизни сильно изменилось с момента инсульта?

– О да, все теперь более вибрирующее, живое и красивое. Более текучее, больше изгибов, меньше прямых линий, более относительно, менее разобщено, больше сходств, меньше различий. После инсульта все в моей жизни так же изменилось. Если бы кто-то сказал мне: «Так, Джилл, мы поместим тебя в машину времени, и ты опять проснешься в тот день и сможешь выбрать, будет у тебя инсульт или нет», – я бы согласилась на инсульт в ту же минуту.