Хаос и структура

Итак, даже в относительно либеральные времена конца 20–х годов, когда «никакого классового содержания» еще можно было не находить «ни в Пифагоровой теореме, ни в правиле Ампера, ни в законах Менделя» и тем самым еще сопротивляться «солнечной истине марксизма»[241] уже тогда лосевская философская система вообще и его «философия числа» в частности были обречены на отторжение. Что ж тогда говорить об атмосфере 30–х годов, когда философское освещение проблем математики «обогатилось» борьбой с «егоровщиной» и «лузинщи–ной» (заметим, что Д. Ф. Егоров и . Н. Лузин входили в круг ближайших друзей А. Ф. Лосева) и когда, по определению современных исследователей, «пышным цветом расцветает славословие вождю» и побеждают «сдерживаемые до того начетничество, догматизм, конъюнктурщина, раболепие, беспринципность, аморальность, доносы друг на друга»[242]. И какие же труды полагал издать А. Ф. Лосев в эти годы? В его «Диалектических основах математики» нет не только какого–то намека на идейное сближение, к примеру, с «Диалектикой природы», тут нет даже формальных, чисто ритуальных отсылок к трудам классиков марксизма–ленинизма. А каким образом он цитировал таковых, если дело к тому все–таки шло, как, например, в работе «О методе бесконечно–малых в логике»? Все «нужные» и злободневные цитаты компоновались в локальные области вступительной части (удобно проверить лояльность автора, не утруждая себя чтением содержательной части текста) или в специальный отдельный параграф, где механически складируются высказывания имярек без всяких оценочных суждений и опять–таки без реальной увязки с собственными построениями. Вообще исследователям «катакомбной» составляющей отечественной философской мысли пример творчества А. Ф. Лосева дает много материала, скажем, о той замечательной иронии, с которой он реально превращал некие идеологемы из разряда основополагающих в маргинальные, как, впрочем, и обратно, — вспомним страстное анафематствование врагам имяславия, укрытое в недрах обширных примечаний книги «Античный космос и современная наука».

Конечно, А. Ф. Лосев желал видеть свои работы опубликованными, потому должен был так или иначе кодифицировать их на языке, что господствовал в обществе. Однако «перевод» принципиально не искажал содержательной стороны сообщаемого. Вот пример из истории создания «Диалектических основ математики». В архиве А. Ф. Лосева сохранился небольшой машинописный текст с перечнем поправок по данной книге, которые рассматривались в ответ на критические замечания С. А. Яновской и относились, можно предположить, к середине 30–х годов. Автором предусматривались некоторые коррективы «в целях большей ясности» и вносились «чисто математические изменения» (в изложениях аксиомы Паша, проблем упорядочения множеств, гильбер–товского формализма и др.), а также изменения «ради избежания политических кривотолков» и «в целях подчеркивания философского объективизма» книги (анализ дошедшей рукописи показывает, что правка носила сугубо косметический характер). В заключение перечня фиксировалось незыблемое и для нас, теперешних читателей, поучительное: «Оставлены без изменения все места, где идет чисто логический анализ. И вообще защищается логика как чистая наука». Обнаружился в архиве и образчик неизбежной реакции на подобную установку—в виде отзыва на «Диалектические основы математики» за подписью П. Жаровой. Тогдашний критик почему–то «отказывается видеть какой–нибудь вразумительный смысл» в высказываниях философа, но зато уверенно замечает, что «автор исходит из идеалистических, можно смело сказать, религиозно–мистических установок, проповедуя которые поднимается подчас на ступень подлинного поэтического пафоса». Достаточная временная дистанция и, главное, возможность напрямую познакомиться с учением А. Ф. Лосева дает нам все основания убедиться, насколько его критики были пристрастны и сколь точно сама эта критика характеризовала обстоятельства момента высказывания.

§ 3. У ПОСЛЕДНИХ «КАК» И «ПОЧЕМУ»