Колдунья из Даршивы

– Лошадь придется запрячь между оглоблями. Если мы посадим волчицу на сиденье, она окажется прямо за ней. Лошадь тут же понесет, и ее ничто не остановит.

– Об этом я не подумал, – мрачно произнес Шелк.

– Значит, это волчий запах повергает лошадей в панику? – спросила Бархотка.

– Запах, а также рычание и щелканье зубами, – ответил Дарник.

– Бельгарион может убедить волчицу не щелкать зубами и не рычать.

– А как насчет запаха? – спросил Шелк.

– Я могу об этом позаботиться. – Подойдя к одному из мешков, она вынула маленькую стеклянную бутылочку. – Рассчитываю, что вы купите мне еще одну, принц Хелдар. Вы украли неподходящий экипаж, следовательно, должны возместить мне утрату средства, которое я использую для исправления вашей оплошности.

– Что это такое? – с подозрением осведомился Шелк.

– Духи, Хелдар, и страшно дорогие. – Она посмотрела на Гариона и улыбнулась. – Мне нужно, чтобы вы объяснили волчице мои действия. Не хочу, чтобы она неверно меня поняла, когда я побрызгаю на нее духами.

– Разумеется.

Когда Бархотка и Гарион вернулись от саней, в которых путешествовали волчица с волчонком, они обнаружили Сенедру, уютно устроившуюся на переднем сиденье кабриолета.

– Мне здесь очень удобно, принц Хелдар, – ослепительно улыбнулась она. – Благодарю вас от всей души.

– Но...

– Что-нибудь не так? – удивленно спросила Сенедра.

Лицо Шелка стало сердитым, и он отошел, бормоча себе под нос.

– Утро для него оказалось не таким уж удачным, верно? – заметил Закет, обращаясь к Гариону.

– Шелк получил удовольствие, одурачив торговца и украв экипаж, – ответил Гарион. – Слишком много успехов подряд делают его невыносимым. Сенедре и Лизелль обычно удается сбить с него спесь.

– Ты имеешь в виду, что они сговорились между собой?

– Они проделывали это столько раз, что им было незачем сговариваться.

– Думаешь, духи Лизелль подействуют?

– Есть только один способ это проверить, – сказал Гарион.

Они перенесли раненую волчицу с саней на переднее сиденье двухколесного экипажа и смочили духами переносицу лошади. Потом они отошли назад, а Сенедра крепко натянула поводья. Лошадь слегка забеспокоилась, но не запаниковала. Гарион сходил за волчонком и положил его на колени Сенедре. Она улыбнулась, потрепала волчицу по голове и тряхнула вожжами.

– Это несправедливо! – пожаловался Гариону Шелк, когда они поехали следом за королевой Ривы.

– Тебе хочется разделить это место с волчицей? – спросил Гарион.

Шелк нахмурился.

– Об этом я не подумал, – признался он. – Хотя она бы меня скорее всего не укусила, ведь так?

– Пожалуй, но с волками никогда ничего не знаешь наперед.

– Тогда я лучше поеду верхом.

– Неплохая идея.

– А о Сенедре ты не беспокоишься? Волчица может сожрать ее одним махом.

– Нет, она этого не сделает. Она любит меня и знает, что Сенедра – моя самка.

– В конце концов, действительно, Сенедра – твоя жена, а не моя, – пожал плечами Шелк. – Если волчица разгрызет ее надвое, Польгара, очевидно, сможет ее склеить.

Внезапно Гариону пришла в голову мысль.Он поскакал вперед и поравнялся с Закетом.

– Ведь вы – император Маллореи?

– Приятно, что ты наконец это обнаружил, – сухо отозвался Закет.

– Тогда каким образом вы не знали о проклятии, о котором рассказывал Бельдин?

– Как ты, возможно, заметил, Гарион, я мало обращаю внимания на гролимов. Я знал, что они, как правило, не приближаются к Келлю, но думал, что это просто какое-то суеверие.

– Хороший правитель старается знать все о своем королевстве. – Осознав, насколько напыщенно прозвучала эта фраза, Гарион тут же извинился: – Простите, Закет. Я сморозил глупость.

– Гарион, – терпеливо промолвил Закет, – твое королевство – маленький остров. Думаю, ты лично знаешь большинство своих подданных.

– Ну, во всяком случае, многих.

– Так я и полагал. Ты знаешь их проблемы, их мечты, их надежды и принимаешь в них живое участие.

– Да, очевидно...

– Ты хороший король – возможно, один из лучших в мире, – но быть хорошим королем легко, когда твое королевство так мало. Ты видел мою империю – по крайней мере ее часть, – и я уверен, что ты имеешь некоторое представление о том, сколько людей в ней живет. Быть хорошим королем для меня абсолютно невозможно. Поэтому я император.

– И бог? – лукаво осведомился Гарион.

– Нет. Эту своеобразную иллюзию я предоставлю Урвону и Зандрамас. Когда люди обретают божественное начало, у них мозги становятся набекрень, а я дорожу своими мозгами. Я понял, как они мне необходимы, когда потратил половину жизни, пытаясь уничтожить Таур-Ургаса.

– Гарион, дорогой! – окликнула из кабриолета Сенедра.

– Да?

– Ты не мог бы подъехать сюда? Волчица поскуливает, а я не знаю, как спросить у нее, в чем дело.

– Я скоро вернусь, – сказал Гарион Закету и, повернув Кретьена, направился к кабриолету.

Сенедра сидела с волчонком на коленях. Малыш блаженствовал, лежа на спинке и задрав лапы вверх, покуда она почесывала его пушистое брюшко.

Волчица лежала на сиденье рядом с Сенедрой. Уши ее были опущены, а глаза – печальны.

– У тебя что-то болит? – спросил ее Гарион.

– Она всегда так много разговаривает? – проскулила волчица.