Командир особого отряда. Повести и рассказы

— Вот еще! Стану я вам на какую-то заслонку обмениваться! И не ждите! А какая это заслонка? Зачем она у «кирпичей»?

— Настоящая, из печки вынута, взамен щита… — начал разглашать военные тайны Перфишка, но Шурка ему не дал:

— Не разбалтывать!

Однако девчонка уже успела все сообразить и злорадно захихикала:

— А я и так поняла! Теперь вам влетит от матери!

— Не влетит… — буркнул Шурка. — До зимы далеко, а летом она печку не топит…

Сделав в блокноте кое-какие пометки, он объявил:

— Значит, ты признана невиновной… к «кирпичам» непричастна и можешь быть свободной!

Но пленная продолжала сидеть как ни в чем не бывало.

— Чего расселась? Слышала, что говорю?

— Что?

— Свободной можешь быть! Значит, иди куда хочешь!

— Вот так новости! — с возмущением тряхнула косичками пленная. — Какие-то вы прямо… То в плен тащат, то обратно прогоняют, ничего не поймешь! Не пойду вот! Девочек, если хотите знать, вообще ниоткуда насильно не прогоняют, это невежливо! Сначала вот босоножек почините — ремешок порвался, когда с вами боролась… Были бы настоящие мальчишки, давно бы починили!..

— Сапожники тут тебе… — заворчал Шурка, но опять вылез Перфишка, мастер на хозяйственные дела:

— Починим! — заверил он, взглянув на порванный ремешок. — Пара пустяков! Сейчас принесу иголку и дратву!

И убежал.

— Чините где-нибудь еще! — предупредил Шурка. — В штабе не место!

— Почему? — допытывалась пленная.

— Будет секретное совещание… при закрытых дверях? Только мы с моим начштаба, больше никто! Всем посторонним выйти!

Бойцы потянулись к выходу, одна пленная продолжала сидеть.

— Дежурный! — позвал командир, — Дедов и… еще кто-нибудь! Удалить ее из помещения!

Дед и Роман схватили девчонку под руки и потащили из беседки, хоть она сильно упиралась и хотела кусаться.

В штабе остался только командующий и его начштаба Калиныч, которые закрыли за девчонкой дверь и начали совещание.

— Вот навязалась! — пожаловался Шурка, садясь на свое освободившееся место. — Беспорядок тут развела!

— И зачем только брали… — поддакнул начштаба.

— Ну-ка выгляни… Может, ушла?

Калиныч осторожно выглянул в просвет между листьями дикого винограда, увивавшего беседку:

— Нет… Сидит на скамейке…

— А наши?..

— Около нее стоят… Зубан с Голованом малину рвут — ей, наверное… А Перфишка туфлю зашивает…

Посидели, помолчали. Потом командующий сам выглянул: она что-то рассказывала, а остальные слушали развесив уши.

— Агитацию проводит… — заворчал Шурка. — Как бы ее прогнать?

— А просто: «Иди отсюда!» — посоветовал начштаба.

— Вот ты и скажи! — обрадовался Шурка.

— А почему не ты?

— Мне неудобно…

— Это должен командир делать…

— А я тебе перепоручаю!

Калиныч подумал и сказал:

— Да она, наверное, и сама убежит… Пленные всегда убегают! Надо ее похуже караулить, она увидит и может убежать! Чего ей в плену делать? Я бы убежал!

— И я! — согласился командир с соображениями своего начштаба. — Тогда, значит, так! Иди позови всех сюда, кроме нее! Она увидит, что нет охраны, и пусть убегает…

Калиныч пошел и долго не приходил, а командир дожидался его прихода, сидя у стола.

Над столом красовался любимый Шуркин полководец генералиссимус А. В. Суворов, изображенный со своими солдатами во время перехода через Альпы. Самое интересное, что и звали их почти одинаково, Александр Васильевич Суворов — Александр Васильевич Сурков, и оба были невысокого роста. Глядя на картинку, где солдаты съезжали на штыках с крутых обрывов, Шурка думал о том, куда же Суворов девал своих пленных. Судя по картинке, ему некогда было с ними возиться, и он, наверное, обезоруживал их и отпускал, чтобы они не хозяйничали у него в тылу, не высматривали и не вмешивались везде…

Наконец Калиныч явился и доложил:

— Не идут!

— Почему такое?

— Да она не пускает… Говорит: «Где это видано, чтобы пленных одних бросать? Берете, а обращаться не умеете…» Сейчас у Деда колючки достает, а они смотрят…

— Без нее не обойдутся? — нахмурился командующий.

— Да у нее ногти длинные! — пояснил Калиныч. — Так и выхватывает ими! А у нас ни у кого нисколько ногтей нет, мы все вместе вчера отстригали… Тогда не знали еще, что колючки будут…

Глядя в просвет, между виноградными листьями, он докладывал со своего наблюдательного поста:

— Кончила вынимать… Теперь Зубана с Голованом зачем-то ловят… А, вон зачем! Мыть повели к водопроводу! Она умывает, а остальные держат, чтоб не удрали, хи-хи-хи-хи… Иди скорей, глянь: интересно!

Шурка тоже выглянул: пленная мыла под краном лицо, голову и шею издающему жалобные крики Зубану, которого с трудом удерживали Дед и Роман, а Голован с испуганным видом дожидался своей очереди, то и дело пытаясь вырваться от Перфишки, не дающего ему убежать. Тем временем Калиныч задумчиво трогал себя за локти, потом сказал:

— До чего остренькие эти колючки! Глазом не видно, а колются здорово, гады!.. И никак не ухватишь… Пускай бы она заодно и мне повытаскивала, а то с ними как-то плохо… Пойду!