Крысолов

— Да, — ответил Бакай. — Гартинг нашел Гапона в каком-то кабаке в Париже. Гапон ответил, что не боится возвращения в Россию, но не уверен, есть ли для него смысл лезть в петлю? Гартинг ответил, что ничего опасного нет.

— И что же Гапон? — еще не веря, но, уже практически зная ответ, спросила Влада.

— Гапон согласился, — коротко ответил Бакай.

Затем Бакай рассказал о самых последних событиях, произошедших в столице. Чиновник Манасевич-Мануйлов, прикомандированный к правительственной канцелярии и тесно связанный с полицией, явившись к Витте, попросил принять Гапона. Свою просьбу он пояснил так: Громадное большинство рабочих находится под влиянием анархистов-революционеров, а Гапон, совершивший проступок, искренне раскаивается в содеянном и желает помочь правительству справиться со смутой.

— И что же ответил Витте? — задала вопрос Влада.

— Витте ответил, что обескуражен возвращением блудного сына.

Влада усмехнулась: все это было очень интересно. Сейчас слушая Бакая, она анализировала ситуацию, чтобы принять правильное решение о своих дальнейших действиях.

— Манасевич рассказал Витте, что Гапон намерен приехать в Россию, но у него нет денег, — продолжал рассказ Бакай. — А также Манасевич попросил у Витте разрешения выдать Гапону денежное пособие. Я-то знаю, что это и был тот самый крючок, заготовленный полицией. Витте мог бы клюнуть на него, не предвидя подвоха со стороны сыска, так как Манасевичу доверяет. И если бы он распорядился выдать Гапону деньги, а уже была обговорена и сумма в 500 рублей, то Гапона довезли бы только до Вержболово, а там бы бросили. Однако Витте, похоже, что-то почуял. Он сказал, что больше не хочет слышать о Гапоне никогда в жизни.

Итак, — размышляла Влада, — охранка решила завербовать Гапона. Странный ход. В нынешнем состоянии Гапон больше уже никому не интересен. Мало того, он вполне может сам разболтать о своем сотрудничестве с охранкой. Или хуже того — начать геройствовать. С охранкой такие шутки не проходят…

— Извините, Мишель, — заговорила Влада. — Ничего, если я закурю? Как вы думаете, у Рачковского может получиться завербовать Гапона?

— Вы шутите, Влада! — ответил Бакай. — Считайте, что он его уже завербовал.

Бакай помог Владе прикурить.

— Мишель, номер с Гапоном у Рачковского не пройдет. Поверьте мне на слово. И Витте никогда в жизни не захочет иметь с ним дело. Гапон — сумасшедший. Если он не будет связываться с жандармами, а тихо мирно будет сидеть в Париже, то останется жить. Малейшее его движение в сторону Третьего отделения — и он затянет веревку на своей шее. Так что в данной ситуации, нам лучше оставаться сторонними наблюдателями. Вы меня поняли, Мишель?

— Безусловно, — улыбнувшись, ответил Бакай.

Вскоре Влада узнала, что Гапон вернулся в Петербург. Из сообщений Бакая она знала, что несколько раз он встречался с Рачковским. Последний умело забросил приманку. Сначала он говорил о политике: о том, что правительство сожалеет о событиях Кровавого воскресенья, что вышло печальное недоразумение, которое не должно повториться; что Гапона понимают и ценят; что рабочее движение необходимо направить в русло мирного развития и вырвать из-под влияния революционеров, которые сами относятся к Гапону пренебрежительно.

Встречи Гапона и Рачковского происходили в отдельных кабинетах петербургских ресторанов. Ужины были дорогие: изысканные закуски, редкие вина. Казенных денег Рачковский не жалел, а Гапон пьянел быстро.

— Вот я стар, — говорил Рачковский, — никуда не гожусь, а заменить меня некем. России нужны такие люди, как вы. Возьмите мое место…

Рачковский говорил, что освещать положение дел в революционных организациях — задача честного человека.

— Они губят Россию и все наши устои, — обвинял он и социал-революционеров, и социал-демократов. Но больше обвинял террористическую деятельность Боевой организации, которая замешена на крови.

Гапон соглашался с Рачковским и обещал наладить связи с Рутенбергом, который близко стоял к Боевой организации.

После удачного ужина, когда Рачковскому показалась, что игра стала серьезной и разговоры доверительными, полицейский поспешил к министру внутренних дел Дурново. Тот привлек к обсуждению Герасимова, начальника Петербургской охранки. Присутствовал при этом разговоре и полковник Бакай.

— Лично я полагаю, что Гапон сможет завербовать Рутенберга, — убежденно говорил Рачковский, — и тогда мы получим новые перспективы в нашей работе…

— А я вот не разделяю ваших оптимизмов, — возразил Герасимов Рачковскому. — Полгода назад Рутенберг был нами арестован и произвел на меня во время допросов впечатление стойкого революционера. Кроме того, мы располагаем данными, что он в личной жизни выдержан — не пьет, не увлекается женщинами, и потому, господа, я сомневаюсь, что мы можем соблазнить его на измену.

Как высшее начальство в разговор вмешался Дурново.

— Организуйте свидание Гапона с господином Герасимовым, — сказал он Рачковскому. — пусть лично перепроверит свои доводы.