Кто бы мог подумать?

— Не знаешь, какой к ним и подход найти. У них мать какая-то… как в Сибири говорят, заполошная. Орёт на них, дёргает. Отец — пьяница. Их дома без конца колотят, я точно знаю. Мать меня сколько раз просила: «Вы бейте их рук, не жалея. Они только битья и слушаются». Озлобили их побоями. Они перестали понимать простые нормальные приказания. Ничего слушать не желают. Но не могу же я их и в самом деле бить!

— М-да, — отозвался дядя Микола. — Бить тебе не положено. Да это и без пользы. Ничего, значит, не слухают, не признают?

— Ничего, — грустно сказала Антонина Васильевна, достала из портфеля, лежавшего на траве, носовой платок, вытерла покрасневшие глаза.

— Шо-нибудь придумать треба, — задумчиво произнёс старик. — Хиба ж не добраться до дитёвой души? Гм! А знаешь что, Антонина Васильевна, позволь, я их, этих самых окунят, к себе заберу. Погуторю с ними, поразглядаю, шо за Окуньки такие, шо воспитанию не поддаются, пальцами уши затыкают? Заберу-ка я их завтра с собой, когда пиду до дому с работы? У меня и переночуют, а утром я ваших сазанов приведу обратно.

— Надо у директора спросить разрешение.

— Сергей Петрович разрешит. Он мужик хороший. Вы бы разрешили.

— Ну что ж. Поговорю с ним и с Любовью Андреевной. Не знаю только, как вы сможете на них воздействовать?

— А это уж глядя по обстановке. Тактику и стратегию обмозгуем на месте.

Антонина Васильевна слабо улыбнулась:

— Против этих близнецов и в самом деле надо тактику разрабатывать… Да, а уроки? Ведь ребята учат их позднее.

— У меня уроки приготовят. Пусть книжечки, тетрадочки с собой возьмут.

— И главное, Микола Устинович, чтобы не убежали они! Автобус от вашего посёлка гораздо ближе, чем от интерната. Да и к морю ближе… Ведь это просто счастье, что от интерната до моря километра три. Правда, по шоссе. Напрямик, по крутизне, гораздо ближе. Всё-таки даже озорнику надо решиться удрать к морю…

— Никуда твои окунята не убегут! — немного обиженно заявил дядя Микола. — От меня в войну и фрицам-то убегать не шибко удавалось.

Так случилось, что на другой день после обеда Любовь Андреевна сказала братьям Окуньковым:

— Сейчас вы возьмёте тетради и учебники и пойдёте в гости к нашему садовнику Миколе Устиновичу. Останетесь у него ночевать. Он пригласил вас с ночёвкой. Завтра утром он вас приведёт обратно. И ведите себя по возможности прилично. Не срамите самих себя и интернат.

Окуньки подозрительно переглянулись вытаращенными глазами.

— А зачем нам… — начал один Окунёк.

— …в гости? — закончил второй Окунёк.

— Мы, может, и не… — сказал один.

— …и не хотим, да! — подхватил другой.

— Не хотим мы, может, — добавили они хором.

— Директор велел, чтобы вы приняли приглашение, — твёрдо сказала Любовь Андреевна. — Разговоры окончены. Бегите за своими тетрадями.

— И я хочу в гости! — закричал Лихов.

— Пригласили Окуньковых, они и пойдут, — сказала Любовь Андреевна. — Когда тебя пригласят, пойдёшь ты.

Лихов скорчил обиженную гримасу. Окуньковы опять переглянулись: похоже, что их предпочли другим ребятам — хорошо это или плохо?

Когда Окуньки вернулись с тетрадями, книгой для чтения и задачником в руках, дядя Микола уже поджидал их на скамейке у входа в интернат. С обычным мрачноватым выражением на лицах, недоверчиво поглядывая на дядю Миколу и вопросительно друг на друга, Окуньки пошли рядом со стариком.

Окуньки секретничают

На утро после гостевания Окуньков у дяди Миколы Антонина Васильевна внимательно пригляделась к близнецам. У одного вроде нос больше облупился. Запомнить бы, у Вовы или у Вити — всё-таки примета, хоть и временная.

Если не считать облупленного носа, Окуньки такие же, как всегда. С безразличным ко всему на свете, равнодушным видом сидят себе рядышком. Раза три она пыталась их рассадить. Братья вцеплялись друг в друга и поднимали неистовый крик. Пришлось от них отступиться.

Во время устного счёта Антонина Васильевна сказала:

— Сколько будет от сорока восьми отнять двадцать три. Отвечай, Окуньков Витя!

Нехотя поднялся Окуньков с облупленным носом. («А, значит, нос облупился у Вити!») Он стоял и молчал.

— Не знаешь? Садись! Слушай внимательно, как отвечают другие.

Окуньков сел, уставил на учительницу зеленоватые глаза, переглянулся с братом, и… оба близнеца дружно закрыли ладонями уши.

— Шесть взять пять раз. Жуков, отвечай! — Голос Антонины Васильевны звучал твёрдо. Она сделала вид, будто не заметила наглого поступка Окуньков. Подумала с досадой: «Славный старик этот дядя Микола, но самонадеянный»…

Через два дня дядя Микола снова поджидал Окуньков. На этот раз не в саду, а в коридоре возле второго класса.

— Ну, пошли! — сказал он Окунькам. — Тетрадки свои не забудьте. Сергей Петрович разрешил им идти без обеда, — обратился дядя Микола к учительнице, когда близнецы убежали. — У меня и пообедают. Я сегодня и вовсе мог не приходить, дней заработанных хватает. Да уж решил понаведаться, а заодно и плотичек ваших прихватить.

— Боюсь, не утомили бы они вас, — приветливо, но сдержанно сказала Антонина Васильевна. — Пока результатов что-то не видать… И неудивительно. Вы ведь не бог.