Лис Улисс и клад саблезубых

Барбара двинулась к выходу. Улисс проводил ее взглядом, вздохнул и сел, пытаясь разобраться в своих чувствах. В последний раз он был влюблен несколько лет назад, и тогда это закончилось печально. Нельзя сказать, чтобы он соскучился по состоянию влюбленности. Но образ Барбары стоял перед глазами и не желал исчезать. «Я начинаю понимать Евгения», – подумал Улисс.

Тем временем на улице пингвин высматривал в выходящей из театра публике возлюбленную. Он-то знал, кому следует дарить цветы. Уж точно не какой-то незнакомой Бездыханной, когда рядом лучшая самка на свете. Нет, он, конечно, к ней равнодушен и ненавидит, но это не имеет никакого отношения к букетодарению.

В толпе мелькнул знакомый брючный костюм, и Евгений на мгновенье воспрял духом. Сейчас он снова подарит ей цветы, и она не устоит. Самок следует безостановочно забрасывать букетами, тогда они сдаются. Об этом во многих книгах написано.

И тут все рухнуло. Свет померк и грянул гром. Правда, слышен этот гром был одному Евгению. Пингвин увидел, что его избранница несет в лапах букет. «Странно… – подумал он. – Откуда у нее букет? Ведь я ей его еще не подарил». Но в душе зрела уверенность: ему перешли дорогу. Кто-то более удачливый и оттого – ненавистный.

Евгений с яростью швырнул букет в ближайшие кусты…

За кулисами Константин оставил Берту и отправился вылавливать Изольду Бездыханную у гримерок. Лисичка же решила дождаться Тристана у выхода на сцену. Она прислонилась к стене, стараясь казаться незаметной (это в ее-то красном платье), а то вдруг прогонят. Но на нее никто не обращал внимания, хотя вокруг и сновали туда-сюда разные звери: актеры, рабочие сцены, поклонники… Наконец появился Тристан. Шакал ступал важно, с гордо поднятой головой. Он знал себе цену. Следом за ним шагали два ежа – рабочие сцены, они несли кучу букетов, подаренных герою-любовнику благодарными поклонницами.

Берта прокашлялась и сказала, сгорая от смущения:

– Здравствуйте, Тристан… Вот… Цветы.

– О, спасибо, спасибо! – отозвался актер. – Как это мило!

Он взял букет в лапы и восторженно понюхал его, закрыв глаза.

– Ах, какой запах!

Это выглядело так наигранно и фальшиво, что Берте стало противно. Тристан ей тут же разонравился. И что только девушки в нем находят? Это вам не Лис Улисс.

– Меня зовут Берта, – скучно представилась лисичка. Можно подумать, ему это интересно… У него таких Берт пруд пруди.

Но Тристан внезапно заинтересовался.

– Хм… Что-то вы не выглядите особенно радостной, Берта.

Ну конечно! Он же привык к восторгам и горящим взорам, а тут нескрываемая скука. Вот что вызвало его любопытство.

– Да вы понимаете… – сказала Берта, чувствуя подступающую злость. Ей захотелось сделать этому Тристану какую-нибудь пакость. – Мне не понравился спектакль.

– Вот как? – шакал выглядел ошеломленным.

– Да. Скучно. И игра актеров не понравилась.

– Постойте, постойте, – встревожился Тристан. – И моя игра не понравилась?

– Ну… Так себе. Неплохо.

– Так себе?! Неплохо?! Тогда зачем же вы подарили мне цветы?!

– Ну, я их уже принесла в театр… Не нести же домой. А выбрасывать жалко.

Тристан выглядел растерянным. Он явно не знал, как реагировать на такую странную поклонницу.

– Ладно, я пойду, – сказала Берта.

– Да-да, конечно… – пролепетал шакал. – Спасибо за букет.

– Не за что, – ответила Берта, демонстративно зевнула и направилась в зал.

– Все газеты пишут, что я играю гениально! – донеслось ей вслед. Видимо, в герое-любовнике запоздало взыграла гордость. – Публика в восторге! Меня называют актером года!

Берта усмехнулась, но шага не замедлила…

Константин видел, как Изольда Бездыханная скрылась в одной из гримерок. Он выждал, когда рядом никого не было, и постучался.

– Да-да? – раздался из-за двери низкий хриплый голос. Странно… Вроде бы никого, кроме примы, там быть не должно. Константин поколебался пару секунд, затем толкнул дверь и вошел.

В гримерке действительно находилась только Изольда Бездыханная, но это была совершенно другая гусыня, ничем не похожая на несчастную Лауру. Актриса развалилась на диванчике, выражая снисходительное презрение ко всему миру, а в правом крыле она держала мундштук, из которого торчала наполовину выкуренная сигарета. Рядом с диванчиком на столике стояла бутылка коньяка и пара рюмок, одна из которых была наполнена.

– Что угодно? – поинтересовалась Изольда тем самым, поразившим Константина, хриплым низким голосом.

– Вот. Цветы, – с видимым усилием выдавил из себя шокированный кот.

– Спасибо, – равнодушно отозвалась прима. – Положи на стол и ступай.

– Ага, – ответил Константин, но выполнять приказ не торопился. Это не входило в его планы. Поэтому он топтался на месте, не зная, что предпринять.

– Что-то еще? – лениво спросила Изольда и сделала глубокую затяжку.

– Извините, но… ваш голос…

– Ты хочешь сказать, что он, – гусыня перешла на высокий тембр вечно удивленной Лауры, – не похож на этот?

– Да…

– Годы тяжелых тренировок, мальчик, – объяснила Изольда прежним басом. – Я же актриса.

– Для меня это, признаться, несколько неожиданно, – сказал Константин. – Вообще-то я не театрал.

– Вот как?