Доктор Упир оказался обыкновенным на вид дядькой, похожим на заядлого рыбака из австралийской провинции. Почти что Крокодил Данди, но немного старше, чем герой одноименного фильма, и менее спортивный по сложению. Парадокс состоял в том, что никто не заметил, как он попал на Сувароу. На рассвете, он, в гордом одиночестве, без лишнего шума, на маленькой надувной лодке подъехал к борту экологической баржи «Вегетрон». Ясно, что его основной транспорт остался в другом месте, скорее всего в условно-туземной транзитной деревне. Вероятно, там же остались и сопровождающие (например, охрана), но спрашивать об этом было бы нетактично. Времени у доктора Упира было вдоволь, поэтому деловые переговоры отложили на после обеда, а утро решили посвятить визиту к супругам Метфорт на яхту «Лимерик» — доктор Упир очень хотел встретиться с Лукасом Метфортом, и скоро стало понятно, почему.
— Я рад снова вас увидеть, профессор! — произнес Упир, широко улыбаясь, — И мое вам почтение, миссис Метфорт. Вы, конечно, знаете, что ваш муж — гений.
— Знаю, — невозмутимо ответила она, — кстати, зовите меня просто Олив. Мы с Лукасом предпочитаем провинциальный стиль, что-то вроде: «эй, привет, как дела».
— Я понял, и постараюсь соответствовать.
— Это доктор Упир, — чуть запоздало представил Ксиан Тзу Варлок своего спутника.
— Доктор Упир… — подал голос Лукас Метфорт, — …Вы меня знаете, и я вас тоже видел, только не могу вспомнить, когда и где.
— В Сиднее, профессор. Я ходил на все ваши семинары по философии социологии 10 лет назад. Жизнь сложились так, что мне пришлось уехать до конца курса, и мне было так обидно, что я не успел задать вам многие важные вопросы.
— Джеймс Флеминг? — спросил Метфорт.
Доктор Упир в ответ улыбнулся еще шире.
— Чертовски приятно, что вы меня помните.
— Это не так сложно, — сказал социальный философ, — метод ассоциации. Флеминг автор сериала про Джеймса Бонда. Отбрасываем Бонда, остаетесь вы.
— Хэх, — вздохнул доктор Упир, — грустно, что мои родители назвали меня Джеймс, а не Алекс, и я ассоциируюсь с автором очень вульгарных шпионских бестселлеров, а не с изобретателем пенициллина. Впрочем, я все равно сменил имя. Жизнь так сложилась.
— Ладно, — вмешалась Олив, — давайте садиться за стол. Жизнь так сложилась, что я уже сварила кофе, и будет грустно, если он остынет, не будучи выпитым. Между прочим, я никогда не варю кофе даром, а назначаю выкуп с гостей. Ваш выкуп, мистер Упир, это вопросы, которые вы не успели задать моему гениальному мужу.
— Дорогая божья коровка, — возмутился Лукас, — тебе не кажется, что это выкуп с меня?
— Ах! — миссис Метфорт подняла взгляд к небу, — Женщины порой так несправедливы.
Первый вопрос Упира звучал так: «является ли спираль молчания прямым следствием нормативной школьной дебилизации детей?». Он поставил в тупик всех, кроме Лукаса Метфорта. Социальный философ развел руками и произнес.
— Упир, нельзя так сужать проблему! Что значит «прямое следствие»? Если вы желаете намекнуть, что школьная дебилизация практикуется правительством намеренно, чтобы воспроизводить социум, подверженный спирали молчания, то вы приписываете этому правительству интеллект, совершенно ему не свойственный. И, почему вы ограничили проблему лишь школьной дебилизацией? То, что она нормативная, не значит, что она дебилизирует детей эффективнее, чем отношения в типичной лояльной семье.
— Извините, док Лукас, — сказал Ксиан Тзу Варлок, — а что такое спираль молчания?
— О! Это интереснейший эффект, на котором держатся власть в условных демократиях Первого мира. Спираль молчания, это контроль индивидуальных мнений большинства граждан через создание, скажем так, чучела общественного мнения.
— Лукас, пожалуйста, говори проще, — вмешалась Олив.
— Да, мой музыкальный сверчок. Я как раз собираюсь сказать проще. Начнем с хорошо известного эксперимента Аша, проведенного в 1951 году. Доктор Аш использовал две группы студентов, и предъявлял им картинку с тремя отрезками. Задача была: указать наиболее длинный отрезок. Зрительно все было очевидно, и в контрольной группе, где студенты отвечали независимо, не зная ответов других, ошибок практически не было. Совсем иначе дело обстояло в экспериментальной группе, где ответы надо было давать публично, перед всеми, и где первые несколько студентов были «подсадными утками», дающими одинаковые, заведомо ложные ответы. Так вот: доля неправильных ответов остальных студентов, отвечавших после них, доходила до 75 процентов! Из студентов, которые, все же, отвечали верно, многие затем признавались, что испытывали острый дискомфорт, когда шли против уже высказанного, как бы, общественного мнения.
Здесь Лукас Метфорт сделал рассчитанную актерскую паузу, а затем продолжил: