Месс-Менд

кладбища веет кипарисом и резедой, что, впрочем, не скрадывает запаха живого гниющего тела, просачивающегося из каждой щели. За длинными столами сотни инвалидов молча ели деревянными ложками суп из картофельной кожуры, когда Тодте и молодой человек на протезах провели под руки в кабинет председателя сыщика

Боба Друка.

Сыщик Боб Друк стал другим человеком. Зеленые складки виснут у него на лице точь-в-точь, как обои в отсыревшей комнате. Глаза померкли. Рот выпятился. Он сел в придвинутое кресло, подтянув на коленях брюки, и безразлично уставился на Тодте.

? Карл Крамер сильно болен, Друк, – произнес безглазый, растягивая каждый слог, – сильно, сильно болен.

Следствие тормозится, ему нужно помочь.

Лицо Друка порозовело, глаза оживились.

— Но я был у Карла Крамера еще вчера вечером! –

воскликнул он беспокойно. – Я видел его совершенно здоровым. Мы проболтали часа три, хотя, разумеется, говорил я, а он молчал и слушал.

— Вчера здоров, сегодня болен, – так оно и бывает на свете, Друк. Вы должны, наконец, помочь ему чем-нибудь.

Нельзя выезжать на одном Карле Крамере!

Друк насторожился.

— Например, арестованная старуха! К чему навязывать ее Крамеру, и без того занятому днем и ночью? Вы могли бы ее допросить и доложить ему имя убийцы его секретаря.

Разве это приятно, по-вашему, узнать самому, кто убил дорогого вам человека? Нет, Друк, нет, у вас не хватает чуткости. Вы хороший сыщик, но вы. . вы предпочитаете, чтоб за вас делали дело другие.

— Старуха, – пробормотал Друк, – паршивая старуха! Я

с первого раза узнал, что она не переодета. Это ошибка

Крамера. Я ему вчера сказал, что он ошибается насчет старухи.

— Правильно! Только ведь убийцу-то она как будто знает! Нет ничего легче, как подмазать вас под Карла

Крамера и дать вам в подмогу секретаря. Тюремный надзиратель примет вас за следователя и пропустит. Решайтесь, а? Странно вы себя будете чувствовать в кимоно

Карла Крамера!.

Последняя фраза повлияла на сыщика магнетически.

Дрожь прошла по его телу, точно от предвкушения удовольствия. Он вскочил с места, юношески подбежал к зеркалу, но, взглянув на себя, отшатнулся.

— Я как будто опять побледнел, – сказал он упавшим голосом, – это от бессонницы. Тут странный климат..

— Ничего, ничего, обойдется, – примирительно произнес молодой человек на протезах, живо снимая со стены кимоно, тюбетейку, пунцовый платок, – Садитесь-ка! Я

был, покуда меня не мобилизовали, театральным парикмахером. Хорошее это дело!

Он во мгновение ока закутал Друка полотенцем и выхватил бритву. Раз-два: подбородок сыщика заклеен пластырем. Щека повязана пунцовым платком. Нос прижат щипчиками, на голове тюбетейка, на глазах черные круглые очки. Руки и ноги сыщика окутаны халатом, похожим на дамское кимоно. Он стоит посреди комнаты, глядя на самого себя в зеркало. И – странное дело.

Боб Друк испытывает приятную теплоту. Мозги его оживились и начали работать. Глаза заискрились лукавством. Мускулы снова молоды, как в первый день приезда.

Работать для Карла Крамера, под Карла Крамера, в одежде

Карла Крамера! Давно бы так! Это безобидный, милейший, оклеветанный человек. . Бедняжка лежит больной. Надо поддержать его репутацию. Он, Боб Друк, поддержит его репутацию ценой своей собственной. .

Тодте внимательно глядит на сыщика своими дырками и держит его кисть: он считает пульс. Боб Друк не видит в этом ничего особенного – дружеское внимание перед маленьким дельцем. Он чувствует теперь даже к нему прилив нежности и благодарности.

— Давно бы так, Тодте! – шепчет он лихорадочно, не вырывая у него руки. – Такой милый, безвредный человек, милый собеседник, добрейшая и милейшая личность! Вы его полюбили, ведь полюбили, Тодте, а? Будем работать вместе!

— Именно, дружочек, именно.. В тюрьме ни с кем ни слова. У надзирателя наденьте пасторскую шляпу. Войдя в камеру старушки, выдайте себя за пастора. Налегайте на тысячу золотых марок!

— Знаю, знаю! – восторженно ответил Друк, – Странно, как прояснились мои мысли. Я был подавлен, положительно подавлен. . Я не мог вынести вашего недоверия к

Крамеру. Ну, едем, едем. А вечером мы все вместе отправимся к нему с отчетом!

Человек в протезах между тем покончил со своим собственным гримом. Он был сейчас ни дать ни взять щеголеватый секретарь Карла Крамера. Он взял Друка под руку и сошел с лестницы как раз в ту минуту, когда черная закрытая карета с инвалидом-извозчиком на козлах была подана к крыльцу Велленгауза.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

ПРИЗНАНИЕ ДА

Ы

М

ИЗ ПО

ЕРАНИИ

Доехав до тюрьмы, секретарь осторожно выпрыгнул, быстро ввел Друка в приемную, вызвал начальника тюрьмы, и через несколько минут оба уже стояли перед камерой старухи.

— Беснуется! – шепнул им надзиратель. – С полчаса, как снесли ей ужин. Вашу кружку и прочую посуду получили и подали.

Боб и не подумал спросить – «какую посуду». Впрочем, он даже не мог говорить: спазмы давили ему горло, точно он схватил сильнейшую жабу.

Между тем секретарь отворил дверь и вошел в камеру.

Друк последовал за ним.