Этот новый культурный стереотип начал распространяться по всей планете приблизительно около 6000 или 7000 г. до н. э. Отдельные изобретения, сопровождавшие эти социальные изменения, передавались весьма хаотично, так что людям везде приходилось использовать исключительно местные ресурсы и возможности для изобретения орудий одомашнивания растений и животных; но сам стереотип в целом послужил тем огромным пластом, на который опирались все высокоразвитые цивилизации, вплоть до нынешних дней.
Согласно нашему толкованию, одно лишь усовершенствование орудий — за исключением топора и более поздней кирки, или мотыги, — имело мало общего с неолитическими успехами по одомашниванию. Однако в одном отношении неолитическое производство орудий проливает значительный свет на все остальные стороны культуры. Я имею в виду то обстоятельство, что, если не считать раннего изобретения своеобразного микролитического «зуба», неолитические орудия изготовляли главным образом методом обтесывания, сверления и шлифовки.
Практика обтесывания, или обтачивания, зародилась в эпоху палеолита, как полвека назад убедительно доказал Соллас; однако изготовление орудий путем обтесывания явилось усовершенствованием именно неолита. Само по себе, это несет в себе четкую характеристику целой культуры. Терпеливый труд, состоящий в выполнении какого-то одного вида деятельности, которая сводилась к набору однообразных движений и медленно, почти незаметно приближалась к завершению, — всё это было весьма далеко от занятий, типичных для собирателей плодов или охотников. Эта новая черта впервые сказалась в работе искусных точильщиков кремня, которые изготавливали превосходные солютрейские и мадленские наконечники для копий и резцы. Однако обтесывание даже мягких пород камня было процессом тягостным и трудоемким; гранит и диорит, оба чрезвычайно твердые, требуют готовности выполнять нудную работу, какую люди никогда не взваливали на себя прежде. Даже английское слово, обозначающее скуку — «boring», — возникло как производное от другого его значения — «бурение, сверление». Вот пример ритуального повтора, доведенного до последней крайности.
Лишь те общины, которые были готовы оставаться подолгу на одном месте, прилежно заниматься какой-то одной работой, повторять одни и те же действия день за днем, были способны освоить полезные достижения неолитической культуры. А беспокойные, нетерпеливые и стремящиеся к приключениям натуры, должно быть, находили эту каждодневную рутину неолитического селения невыносимой по сравнению с возбуждающей гонкой охоты или азартной рыбной ловлей сетями или удочкой. Такие люди занимались охотой или становились скотоводами-кочевниками.
Мы не сильно преувеличим, если скажем, вкратце, что неолитический изготовитель орудий впервые изобрел «ежедневный труд» в том смысле, в каком его в дальнейшем понимали и практиковали все более поздние культуры. Под «трудом» здесь подразумевается старательное выполнение определенного задания, конечный продукт которого имеет общественную пользу, но непосредственное вознаграждение за которое для самого работника незначительно; если же работа длится чересчур долго, то она даже превратится в наказание. Такая работа оправдывалась лишь в том случае, если ее конечная польза для общины оказывалась больше, нежели та, которой можно было добиться при более необязательном, легкомысленном, «любительском» подходе к труду.
Одно из наших распространенных выражений, обозначающих скучную работу, — «the daily grind»[14] — не было бы фигурой речи в ранненеолитическом сообществе. Однако ежедневного перемалывания требовало не только зерно. Одновременно с первыми палеолитическими каменными изделиями — ступкой и каменным светильником — стало использоваться и круговое движение, чрезвычайно важное для всех последующих технологий. Когда же это движение стало выполняться не рукой, а колесом, а лучше: «появился гончарный круг, новая важная машина после лука со стрелами.
При перемалывании или обтесывании неустанное внимание гораздо важнее, чем хорошая сенсорно-двигательная координация, требующаяся для раскалывания кремня. Те, кто был готов подчиниться такой дисциплине, наверное, обладали и терпением для наблюдения за одними и теми же растениями, пока те росли, сезон за сезоном, и повторяли те же действия год за годом, чтобы добиться одного и того же ожидаемого результата. Такие привычки, опиравшиеся на постоянный повтор, оказались невероятно плодотворными. Однако, вне всякого сомнения, они в известной мере притупляли воображение, так что для подобной работы отбирались и преуспевали в ней люди более покорного склада, и они в свою очередь обеспечивали наибольшие запасы пищи и лучше других размножались и выживали.