Миры под лезвием секиры

– П-пошел на х-хутор бабочек ловить, фраер! – слегка заикаясь, ответил Зяблик и глянул на часы.

Было четверть первого.

Зяблик старательно изображал из себя пьяного, хотя водка рассосалась в его утробе безо всякой пользы, не задев в душе ни одной веселой струнки. Он слабо верил в успех задуманного, потому что до сих пор ни одно из его действительно серьезных начинаний так и не выгорело. Фарт – он как здоровье. Или оно есть, или его нет. Впрочем, то, что Зяблик собирался сейчас сделать, было так ужасно и по меркам воровским, и по меркам человечьим, что незримо циркулирующая в мире злая сила просто обязана была вытащить для него удачную карту.

– Тебя Лишай давно ищет, – не отставал Солдат. – Ты только не залупайся, а то он под горячую и кокнуть может. Ходит злой, как волк, и палец со спуска не снимает… Иди. Я ведро подержу.

…Лишай сидел в узком беленом помещении оперчасти, где когда-то располагалась монастырская трапезная, и как будто только Зяблика и ждал. Урки, взявшие власть над зоной, торчали тут же и недобро посматривали на вошедшего.

– Где ты был, сучий потрох? – спросил Лишай напрямик, и заранее чувствовалось, что он не верит ни одному слову бывшего сокамерника.

– Т-ты это… потише, – Зяблик погрозил ему пальцем и плюхнулся на стул. – Что вы, в натуре… Я тут принял маленько… Иду кимарить…

– Где ты чего принял? – Лишай шипел, как закипающий чайник. – Ну, говори!

– Спирта полпузыря. У прапора одного на котлы рыжье выменял… Ты же наших прапоров знаешь… Они за рыжье мать родную продадут.

– Где котлы взял?

– Ну ты даешь… Где взял… Снял вчера с какого-то жмурика…

– Говори точно с кого!

– Откуда я знаю? Он кверху задом лежал. Я ему в морду не заглядывал. Не имею такой моды жмурикам в морду заглядывать. Еще приснится потом…

– Обшмонать его! – приказал Лишай. Из-под Зяблика выбили стул, но упасть не дали – подхватили под руки и стали потрошить, как стая волков потрошит загнанного, но еще живого оленя: сдирали и перещупывали одежду, ерошили волосы, ломали подметки ботинок, даже в рот пальцы засунули. Затем его – голого, без носков, со спущенными до колен трусами – бросили на пол, густо устланный разорванными и полусожженными личными делами заключенных. Вся одежда Зяблика лежала теперь на столе перед Лишаем. Туда же швырнули и подаренные обсосом часы (он успел заметить время – пять минут второго).

– А это что? – кто-то схватил его сзади за кисть левой руки.

Вопрос был праздный – почти у всех присутствующих хватало ран и ушибов, но тем не менее с пальцев Зяблика грубо сорвали грязные заскорузлые марлевые колпачки.

– Нате, смотрите! – он вытянул вперед растопыренную пятерню. – За вас, гадов позорных, кровь проливал!

Пока Лишай финкой кромсал на ленты его незавидный, второго срока носки прикид, Зяблик, подтянув трусы, стал демонстративно расправлять бинты и по новой заматывать ими свои раны. При этом он еще и напевал: «Обыщите – не взыщите, денег нету у меня. В кабаке пропил получку, сбережений – ни шиша!» Обломок бритвы теперь был зажат между средним и указательным пальцем его правой руки.

Кончив пороть одежду, Лишай взялся за часы.

– Много же ты котлов настриг… Так… «Семену Осиповичу Кабанчику за долгую и беззаветную службу в органах МВД». Обсоса нашего часики? Где же ты их раздобыл? Хочешь сказать, опять со жмурика снял?

Это был прокол, досадный и неожиданный. Но не смертельный. Или не совсем смертельный. Вилка, вонзившаяся в шею, но лишь примявшая своими зубьями сонную артерию.

– Нашел случайно возле проходной. Я и не читал, что там написано… Видно, потерял обсос, когда драпал. Или думаешь, он их мне подарил? – Зяблик изобразил на лице ухмылку.

– Шел – нашел, – задумчиво сказал Лишай. – Такие сказки я в детстве сам сочинял.

Он обошел стол и нагнулся над Зябликом.

– А ну, дыхни… И впрямь нализался где-то. Хотя это еще ничего не значит.

Страха Зяблик не ощущал никакого. Он знал, что все равно скоро умрет – то ли от ножей урок, то ли от ракетных залпов подполковника, и это ощущение непричастности к мелкой земной суете и мелким человеческим страстишкам делало его спокойным и сильным. Он никогда не убивал человека вот так – лицом к лицу, заранее все обдумав, но был уверен, что не оплошает. Относительно дальнейших своих действий Зяблик не строил никаких планов, полностью отдавшись на волю судьбы.

– Как говорить будешь? – допытывался между тем Лишай. – Опять туфту гнать или честно колоться?

Продолжая сидеть на полу, Зяблик сделал значительные глаза, потом ловко переморгнул и дернул вниз уголком рта. Гримаса сия означала примерно следующее: есть важное известие, но не для чужих ушей.

– Ладно, кореша, погуляйте пока, – после секундного колебания произнес Лишай. – Может, наедине он несознанку бросит.

Обсосовскую «Победу», так некстати лажанувшую его, Зяблик видеть не мог и поэтому скосил глаз на запястье возвышавшегося над ним Лишая. Стрелки часов соединились в одну линию, показывая десять минут третьего.

– Ну? – грозно потребовал Лишай.

– Помоги встать. – Зяблик заерзал на полу.

– Сукам руку не подаю.