– Да уж, языки, аккуратно извлеченные из моей задницы, наверняка уже скользнули между покрытых шрамами боевых ягодиц Молодого Льва, без малейшего смущения со стороны их хозяев. А ведь прежде они толпились вокруг меня на этих чертовых приемах, словно гуси вокруг поилки!
– Жалеете? – спросил Танни.
– Я мог бы прекрасно обойтись без низкопоклонства, – задумчиво ответил Орсо, положив руку на бурчащий желудок. – Зато в те времена у меня была превосходная еда.
– И одежда, – заметил Танни.
– И крыша, – сказала Хильди, щурясь вверх, на продолжающие истекать влагой небеса.
– И к тому же за мной не охотились мои злейшие враги, обладающие неограниченными возможностями и контролирующие все ворота, причалы и углы.
Орсо снова нырнул в тень при звуке приближающихся копыт. Позади кустов блеснули мокрые доспехи: еще один патруль.
– Хорошие были времена… – прошептал он.
Последовало короткое молчание.
– Признайтесь, – сказал Танни, – низкопоклонство вам тоже нравилось.
– Ну, разве что самую малость. Но знаешь, что я скажу? Я тогда был все время в омерзительном настроении. Честное слово! Я действительно чувствую себя более радостно, голодая тут под дождем.
Орсо с удивлением хохотнул. Он был загадкой даже для самого себя.
– После того, как я выберусь из города… – он не стал упоминать другую, гораздо более вероятную возможность: ту, что означала сокращение числа живых королей Союза наполовину, – у вас вряд ли возникнут затруднения с тем, чтобы выбраться самим. Танни, отошли это знамя моей матери и сестре в Сипани. Пускай используют его вместо скатерти или еще чего-нибудь.
– Оно останется на древке, – проворчал Танни, – и будет наготове, когда снова вам понадобится.
– Позвольте, я пойду с вами! – Хильди схватила его за запястье. – Вам нужен… хоть
– Нет. Ты будешь только… путаться под ногами.
На последнем слове голос слегка изменил ему, и Орсо был вынужден откашляться, чтобы убрать ком в горле. Он подозревал, что они оба догадывались о настоящей причине, по которой он их покидает: их преданность уже стоила им немало, и пора было ему вернуть долг и дальше рисковать в одиночку. Он мягко расцепил пальцы девочки.
– Сколько я уже тебе должен?
– Двести шестнадцать марок… – Если Хильди пыталась сделать вид, будто ее глаза мокры всего лишь от дождя, она никого этим не обманула. – И тридцать монет.
– Что-то многовато.
– Я никогда не ошибаюсь в цифрах.
– Она никогда не ошибается в цифрах, – подтвердил Танни.
– Верно. – Орсо мягко накрыл ладонями ее кулак. – Мне очень, очень жаль, Хильди, но боюсь… на данный момент… мне придется остаться у тебя в долгу.
– Если они что-нибудь с вами сделают, я отомщу этим ублюдкам! – рявкнула девушка ему в лицо. Ее мокрые глаза вспыхнули. – Клянусь!
Орсо улыбнулся. Это потребовало усилий, учитывая обстоятельства, но он справился.
– Ты даже не представляешь, насколько я ценю твою поддержку, но…
Рикке споткнулась, выбираясь из экипажа, и упала бы лицом вперед, если бы этот милый человек, Гарун, не подхватил ее и не поставил прямо – с такой легкостью, будто она ничего не весила. Следовало признать, ей это ужасно понравилось.
–
Потом она направилась к лестнице, скользя на круглых булыжниках. Эти чертовы камни никак не хотели стоять ровно, прыгали взад и вперед под ее ногами. Или это ее так шатало? Она была пьяна в стельку и ничуть не жалела об этом.
– Ну что, малыш Лео тебя не простил? – спросила Изерн, подбирая отсыревшие юбки до самых коленей, чтобы взойти по ступеням к входной двери.
– Похоже, прощения в нем больше не осталось, – отозвалась Рикке. Мысль об их коротком разговоре на мгновение разогнала приятную теплоту выпивки. – Парнишка стал темным. Темным и мстительным.
– Я могла бы сразу тебе это сказать, еще когда увидела все эти гребаные флаги. Видишь ли, флаги никогда ничего не прибавляют мужчине, они просто замещают что-то, чего ему не хватает. Лео всегда был забиякой, и к тому же не очень умным, но за крепкую задницу и симпатичную улыбку можно многое простить. – Дойдя до верха, Изерн встряхнулась, словно собака, выбравшаяся из реки, разбрызгивая капли дождя с мокрых волос. – Но теперь его задницу покарябали, и я за весь вечер ни разу не видела, чтобы он улыбнулся.
– Может быть, я вела себя с ним чересчур резко, – продолжала беспокоиться Рикке. – Приехала в такую даль, чтобы залечить раны, а вместо этого только втерла в них соль! – Частично виной была жемчужная пыль: от этого снадобья у нее развязался язык, онемело лицо и к тому же появилась неуместная игривость. – Может быть, надо было побольше перед ним попресмыкаться?