Мы — плотники незримого собора

Треснувший сверху цилиндрик с радием извергал смертоносное излучение, хлеставшее цепными ядерными реакциями, которые становились все хуже и опасней. Цепные взрывы можно было прекратить только после того, как радий будет выброшен наружу. И сделать это можно было одним-единственным способом – вышвырнуть через аварийный люк.

Пьетро отбросил пистолет, врученный капитаном. Ему почему-то не хотелось иметь с ним дела. Быстротекущие, обжигающие минуты работы. И вот он поднял двадцатипятифунтовый цилиндр с радием, вот он переносит его к аварийному люку. Из-за огня в венах и раздутого скафандра он шагал с трудом. Выпуклым стеклянным щитком скафандра, который прикрывал его лицо, он надавил на рычаг. И увидел, как перед ним с шипением отворяется люк и захлопывается уже за его спиной.

В его голове творилось что-то невообразимое. Внутри воздушного шлюза он нажал на второй рычаг, и люк в открытый космос распахнулся перед ним.

Внизу простиралась Земля.

– Я буду падать и падать на Землю, – пробормотал он. – Добрый Иисус-Jesu, увидит ли Мария, как я буду падать? А Нуччи будет качать головой и плакать? А мои bambini? Что с ними будет?

– Я буду падать и падать. За такой ли работой я сюда пришел? Это ли мое первое и последнее задание?

Перед распахнутым аварийным люком проносился космос, черный и бездонный.

Пьетро крепко прижал к груди радий, сделал четыре шага наружу и один большой – вниз…

* * *

Нуччи качал головой.

– Я всегда говорил Пьетро… Однажды, Пьетро, не сейчас. Но я ошибался. Теперь каждый день принадлежит Пьетро.

– Это папа? Это он, мамочка?

– Si, bambino, si! Да, это твой папа!

– Ты должна им гордиться, Мария, – сказал Нуччи.

– Я и горжусь. Он говорил, что однажды станет большим человеком. Теперь я знаю, так оно и есть.

Нуччи печально покачал головой.

– До чего же высоко он забрался!

Над головами Нуччи, пятерых его друзей-итальянцев и Марии с детьми возвышался огромный телескоп. Предупредительный лейтенант от астрономии стоял рядом и давал разъяснения:

– Видите ли, миссис Дионетти, когда ваш муж вместе с радием покинул корабль, он не только спас жизни людей и корабль стоимостью миллионы долларов, но и, сам того не ведая, совершил еще одно выдающееся деяние.

Он вышел на свою собственную орбиту вокруг Земли. Его тело полетело в таком направлении, что гравитация навсегда удержит его на околоземной орбите.

Он станет вторым спутником Земли. Крошечным попутчиком Луны, который будет вечно вращаться.

– Слышали, bambini?

Ученый продолжал:

– Государство оценило героизм мистера Дионетти и признало эту орбиту местом его последнего успокоения, а Луну и звезды – надгробиями. Достойные почести. Отныне все корабли будут облетать эту орбиту стороной, чтобы не потревожить его могилу.

Мария, дети, все остальные и Нуччи еще раз посмотрели в телескоп на крошечную безмолвную пылинку в космосе, бессмертную – после смерти.

И Нуччи покачал головой, прослезился и громко высморкался.

– Странно, как странно… – сказал он наконец, – вот смотрю я на Пьетро, и мне кажется, я вижу, как он улыбается, смеется и кричит:

– Эй, bambini! Эй, Мария! Эй, Нуччи! Гляньте-ка на меня!

1942

Это ты, Берт?

У меня девчонка есть,
Крошка Лиза-Джейн!
Она ночью со мною останется,
А тебе ничего не достанется!

Очередная стружка пролетела в прозрачном утреннем воздухе, а ей вдогонку устремился плевок из табачной жвачки Старика Гордона. Его охотничий нож поблескивал на солнце, а водянистые голубые глаза искоса поглядывали на заготовку новой ножки, которую он выстругивал для своего любимого стула.

Хруст…

Услышав этот звук, Старик поднял курносое лицо со щеками цвета спелой вишни. Он перестал строгать и опустил свои руки в давних шрамах на колени.

– А? Кто это там? – приветливо спросил он скрипучим голосом, глядя в сторону леса.

Хруст…

Кто-то очень тихо вышел из кустарника. Его выдавал только знакомый хруст. Старик широко улыбнулся, обнажая беззубый рот.

– Кто это? – ласково переспросил он. – Это ты, Берт?

Хруст…

Незнакомец приближался с опаской, и Старик вернулся к своему занятию – деревообработке. Летели щепки, посверкивал нож, Старик напевал «Крошку Лизу-Джейн».

Наконец, Старик поднял глаза и увидел, что незнакомец не двигается с места. Старик помахал ему ножом.

– Заходи, присаживайся. Ты чего? Язык проглотил? Устраивай свои ноги поудобнее и потолкуем о том, о сем. Я тебя не вижу, потому как у меня с прошлого года разбиты очки, а я все никак не велю своим мальчикам отвезти меня в город за новыми. Этакие негодники…

Незнакомец не ответил, но в больших красных глазах его вспыхнуло любопытство, и встрепенулись отвислые мертвенно-бледные уши. Он сделал еще один шаг и выпростал некий червеобразный придаток, возможно, ногу, которая, вся белесая, показалась на солнце, как бы щекоча и зондируя почву под собой, а за ней с паучьим проворством выскочили еще две.