Слепой слегка покачал головой.
– Нет. Кроме человека. Какая тварь ведет себя более всего по-христиански?
Пациент посмотрел оценивающим взглядом на пса в кроваво-красной бандане, сидевшего у дверей, и опять подметил его тонкий ум, и сказал:
– Ответ – собаки.
Слепой молча кивнул.
– Совершенно верно. Все прочие твари живут, не осознавая, что они существуют. Кошки – особенные. Они изящны и горячо любимы, но живут, не осознавая своего существования, как, впрочем, и все твари небесные, что летают и парят, облетая землю, и все твари полевые, что живут, но не осознают своего существования.
Все твари, обитающие в поле, в море и воздухе, смертны, но они не ведают смерти и не способны горевать.
А собаки не только знают, что такое жизнь, но чуют и осознают смерть.
Пациент кивнул, ибо знал, что это так. Он вспомнил смерть друга, когда его собака горевала еще долгое время после его кончины, слонялась по дому, скорбно скуля, и исчезла во тьме.
– Чем больше я думаю об этом, тем более незаурядными становятся для меня собаки, – сказал пациент.
Слепой возвел глаза к потолку и спросил:
– А если бы собаки очутились у врат рая, их допустили бы туда?
– Немедленно! – воскликнул пациент и усмехнулся своему быстрому отклику. – Ведь они без греха. Люди должны выстроиться за ними в очередь и умолять, чтобы их впустили. Собаки же сразу прибегут и встанут подле Святого Петра – помогать приему грешного существа по имени человек.
Так вот, на вопрос, какое существо на свете обладает самым христианским, великодушным и любящим нравом, я отвечаю – собаки. Это их можно назвать наряду с Абу Бен Адамом прежде всех остальных.
Слепой согласился.
Попробуй стукни своего кота – и ты лишишься друга. Подними руку на своего пса, чего, я надеюсь, ты никогда не сделаешь, но если ты все же ударил его хоть раз в жизни, он уставится на тебя трогательным взглядом и промолвит: «Что не так? За что? Разве ты не знаешь, что я люблю тебя и прощаю?» А затем он подставит тебе сначала одну щеку, потом другую и будет вечно любить тебя. Вот что такое собаки.
Во время беседы пес в кроваво-красной бандане сидел рядом со слепым, глядя на пациента самым нежным и проницательным взглядом. Слушая, пес не внимал похвалам и не пренебрегал ими, а молча сидел в ореоле своей красоты.
Наконец, когда пес почувствовал, что слепой высказался, то ушел бродить по коридорам больницы, откуда донеслись приветственные крики и смех.
В последующие дни молва разнесла по всей больнице, что к выписке готовится невероятно большое количество людей; пациенты, проводившие в больнице многие недели, а то и месяцы, вдруг собирали свои вещи и уезжали, к удивлению и изумлению врачей и под любопытное перешептывание медсестер. Уезжал пациент за пациентом, и количество тяжело больных сокращалось, а смертность почти сошла на нет. Во всяком случае, так говорили.
На четвертой неделе, лежа в постели, однажды ночью пациент почувствовал пронзительную боль в запястье и принял аспирин, но боль не унималась.
Полусонный, он почувствовал рядом с собой нечто похожее на дыхание и услышал диковинные звуки, напоминавшие летние ночи его детства.
В три часа ночи, когда сквозь оконные стекла струился лунный свет, приятно было прислушиваться к прекрасным звукам из далекой кухни, где стоял холодильник.
В лотке под холодильником собиралась вода из-под брусков льда, и в три ночи раздавалось смачное чавканье. Это терзаемая жаждой собака пролезала под холодильник и лакала холодную чистую талую воду.
Одним из самых трогательных впечатлений его жизни были эти чарующие звуки, к которым он прислушивался, неподвижно лежа в постели.
То ли воспоминая, то ли воображая в полудреме всплески ледяной воды, пациент почувствовал, как что-то шевелится по его запястью.
Словно кто-то пытался слизнуть холодную воду в ту давнишнюю летнюю ночь.
Потом он уснул.
Когда он пробудился утром, боль в запястье прошла.
В последующие дни пес в кроваво-красной бандане бродил по больнице сам по себе, в одиночку. Слепой давно уже не появлялся.
Казалось, псу известно, куда идти, и он частенько наведывался к пациенту, подолгу разглядывая его.
Они беседовали молча; пес как будто понимал все, что хотел сказать пациент, хоть тот не проронил ни слова.
Затем пес уходил гулять по больнице, и в ближайшие дни смех, приветственные восклицания и возгласы иссякли, и, казалось, больница пустеет. Врачи не только перестали приходить по воскресеньям или играть в гольф по средам, но и перестали приезжать по вторникам, четвергам и, наконец, по пятницам.
Эхо в коридорах становилось гулким, и ничье дыхание не доносилось из отдаленных палат.
В последний день пациент, почуяв тревогу и поняв, что в любой момент может одеться без указаний врача и отправиться домой, встал и крикнул в коридор с высокими потолками:
– Эй, есть тут кто-нибудь?!
Притихшие больничные палаты ответили ему долгим молчанием. И опять он позвал:
– Эй, кто-нибудь!
И услышал только эхо из залов, и все коридоры в здании замерли в безмолвии.
Очень медленно пациент стал одеваться, готовясь уходить.