На следующей лестничной площадке к ним присоединился отставной полковник-горностай, вышедший из своей комнаты, но он был тугоух, потому что однажды наклонился к стволу пушки, чтобы попытаться выяснить, почему произошла осечка, а пушка возьми да и выстрели.
– Подарок для меня! – взвизгнула актриса. – Что же это, мой милый?
Она лихорадочно разворачивала подарок, спускаясь по лестнице. Развернув его, она взвизгнула еще громче:
– Это… это похоже на…
– Да, высушенная голова, – пояснил Баламут. – Я думал, вам понравится. Я увидел ее и сразу же подумал о вас. Мангусты из Таравака… отрезают головы врагов и каким-то неизвестным цивилизованному миру способом высушивают их. Головы висят у них в сетках под потолками вигвамов. Такую голову жених должен подарить невесте в день свадьбы, как знак любви. Она же кладет ее под подушку на счастье. Попробуйте, может, получите хорошую роль? Вообще-то мангусты не любят, когда эти вещицы вывозят из страны, но я провез ее контрабандой. Я знал, что подарок придется вам по вкусу. Вы говорили, что интересуетесь старинными вещицами.
– Вещицами – да… – с сомнением произнесла актриса, держа подарок на вытянутых лапах.
– Ну, этой голове больше ста лет… Ах, личинка! Вы должны следить за головой, в них легко заводятся паразиты! Время от времени нужно промывать глазницы, ушные раковины и ноздри чистящей жидкостью. Тогда риск сведется к минимуму. По-моему, лучше всего действует легкий раствор серной кислоты.
– Да. Спасибо, Баламут! Спасибо, что вспомнили обо мне в джунглях. – Она по-прежнему держала голову перед собой на расстоянии вытянутой лапы, как фонарь, освещающий путь.
– Не за что.
В этот момент к ним присоединились две учительницы-пенсионерки.
– Доброе утро, милые дамы, – пророкотал полковник. – Баламут вернулся с операции на Дальнем Востоке. Выглядит ужасно воинственно, не находите? Насколько я понимаю, задал жару врагу! Схватил там одного и отрубил ему голову. В мое время такое не допускалось, по крайней мере на севере. Но может быть, в джунглях другие порядки. Деморализовать врага и посеять смятение, пробраться ночью в его лагерь, найти троих, отрезать голову среднему, чтобы остальные двое проснулись и увидели между собой обезглавленное тело. Кровь и все прочее. От уверенности в себе не остается и следа. От страха все кишки вывернет наружу.
Две пожилые самки вовсе не испугались, а радостно уставились на Баламута.
– Рады, что вы вернулись! – сказала одна.
– Были в туристической поездке? – осведомилась другая. – Или путешествовали частным образом?
– Частным образом, – ответил Баламут, относившийся к ним с симпатией.
– Как мужественно с вашей стороны. И многих вы убили?
– Только москитов, притом лишь тех, которые вполне заслужили это, – ответил Баламут.
– Просто замечательно!
Копила Крош, барсук-холостяк, уже сидел за столом и уплетал мышиную колбасу.
– А, вернулись? Хорошо провели время? Простите, не смогли прочесть ни одной вашей статьи. Мы слишком заняты. Генеральный директор очень доволен нашей работой. Не жертвовать же успехом в службе ради двух колонок в газете, правда?
– Посмотрите, что он мне привез! – воскликнула актриса. – Подарок. Разве это не… мило? – Она повертела вещицей перед его мордой.
Банковский клерк искоса посмотрел на голову:
– Что это? Маска?
– Нет, самая настоящая отрубленная голова!
– Отвратительно! – почесывая черно-белый пушистый нос, заявил Крош. – Какая мерзость! А что это было за животное?
Настал момент, которого Баламут с вожделением ждал с тех пор, как получил голову в подарок от вождя мангустов.
– Это барсук, – небрежно произнес исследователь.
Кресло Кроша отлетело в сторону. Барсук вскочил. Глаза его налились кровью.
– Ты лжешь! – заорал он на Баламута.
– Я не лгу никогда, – мягко произнес Баламут, сел и постучал крутым яйцом о край тарелки.
– Барсук? – переспросил клерк. – В Тараваке не водятся барсуки.
– Вы правы, – ответил Баламут. – Этот был не местный. Он отправился в Таравак в начале века, как миссионер. Сначала завоевал довольно приличную репутацию, но потом надоел мангустам… Они решили, что он немного привирает, и, так сказать, перерезали ему горло. Могу добавить, что мне известно даже имя этого барсука.
– О, и кто же он? – хором спросили пожилые сестры. – Мы его знаем?
– Ну, оно вряд ли вам что-нибудь скажет. Что это, мой друг из банка вроде изменился в морде? Вы вспомнили о своем деде? Если не ошибаюсь, его звали Балдахин Крош, так? Да, Копила, это он! Это ваш предок, погибший в расцвете сил.
– Мы… мы в это не верим!
– Но это сущая правда, мой друг! – мысленно потирая лапы от удовольствия, вздохнул Баламут. – Чистейшая правда. Понимаю, вам тяжело узнать, как кончил свои дни ваш дед. Но он погиб за правое дело, Копила! Это достойная смерть. Я и сам хотел бы так умереть. Сказать по правде, я ему даже завидую. Но теперь он вернулся, пусть немного облезший и покрытый паразитами, но вернулся!
Крош едва сдерживал гнев, ужас и полнейшую растерянность. Он протянул лапу к актрисе, по-прежнему державшей отвратительную голову на предельной дистанции.