Нам идти дальше

Хоронили покойника в парче и золоте, хоронили с той величественной пышностью, с какой Россия давно привыкла хоронить своих царей. Вся мощь самодержавной власти, вся сила петербургской сановной знати и высшего духовенства предстали на похоронах во всем блеске. Была масса простого народу и войск самых разных родов оружия. Сильвин и Ванеев тоже захотели поглядеть на церемонию похорон. Они стояли на площади и все видели. Больше всего их поразил народ — он раболепно безмолвствовал.

Вечером Сильвин забежал на квартиру к Владимиру Ильичу в страшном смятении. Что же это такое? Где голос народа? Почему такая покорность? Или в самом деле мощь самодержавия, так ярко представшую на площади, никогда не сокрушить? Никто в толпе не проклял подлого царя, не взмахнул алым знаменем. Наоборот, какие-то обыватели хотели избить Ванеева и Сильвина только за то, что на них были студенческие куртки, а студенты, мол, первые крамольники и враги государства. Это они-де убили царя-батюшку Александра II и покушались на жизнь ныне усопшего государя.

— Вот и борись за народ, — негодовал Сильвин. — Жертвуй для него всем.

Владимиру Ильичу было тогда двадцать четыре года, а Сильвину двадцать. Разговор у них был большой, серьезный. Владимир Ильич старался внушить товарищу, что в народ надо верить всегда, даже тогда, когда он чего-то не понимает и на тебя же в ослеплении иногда порывается поднять руку. И ни в коем случае нельзя судить о будущем по тому, что сегодня силы мрака еще велики.

И в пример Владимир Ильич приводил вот что: по рассказам старых народовольцев, как раз перед 1879 годом в их рядах был полный упадок. А через два года их энергия заставила трепетать всю Россию.

— В том-то и дело, Юлий, что революционное движение всегда развивается быстрее, чем это ожидают, — закончил Владимир Ильич свой рассказ. — С тех пор наше движение сделало громадный шаг вперед, разве это не очевидно? Шаг именно в направлении к революции, за которой неизбежно придет торжество наших идеалов социализма и коммунизма. Разве можно судить о народе по обывательской массе?

Мартов задумчиво слушал. Шагал он, как-то сильнее прихрамывая, чем обычно. Часто покашливал.

— Да, я понимаю, — кивал он. — Да, да…

На перекрестке они распрощались.

— До завтра, Юлий. Я сам приду к вам, если будут новости.

— До завтра. Интересно, что новый день покажет? Я не так мрачно настроен, как Вера Ивановна, и пока не устал ждать, даже люблю сам процесс ожидания.

— Сам процесс? А не результат?

— Результат? Не знаю… Спокойной ночи!..

6

Еще в июне Надежда Константиновна по просьбе Владимира Ильича написала Бабушкину в Иваново-Вознесенск:

«У нас к Вам просьба. Достаньте в библиотеке Русское Богатство, начиная с декабря прошлого года. Там некто Дадонов написал возмутительную статью об Иваново-Вознесенске, где старается изобразить иваново-вознесенских рабочих чуждыми всякой солидарности, без всяких запросов и стремлений. Шестернин опровергал там же Дадонова. Дадонов написал статью еще более возмутительную, и тогда Русское Богатство заявило, что оно прекращает дальнейшее обсуждение вопроса. Прочтите эти статьи (если нужно, купите нужные номера Русского Богатства на наш счет) и напишите по поводу них статью или заметку… Очень важно бы было поместить в Искре или Заре опровержение этого вздора со стороны рабочего, близко знакомого с жизнью Иваново-Вознесенска. Ваши корреспонденции помещены. Получили ли письмо от 3.VI? Видели ли новые номера? Имеете ли заработок?»

Иван Васильевич задумался. Дело серьезное! До сих пор в «Искре» печатались небольшие заметки Ивана Васильевича о жизни иваново-вознесенских рабочих. А тут попробуй выступи против статьи, опубликованной в большом петербургском журнале, который выходит, как знал Бабушкин, под редакцией известного народника Михайловского!

Достал Иван Васильевич в местной благотворительной библиотеке указанные ему Крупской журналы, почитал и возмутился до глубины души. В статье «Русский Манчестер», имевшей еще подзаголовок «Письма об Иваново-Вознесенске», господин Дадонов выступал с давно знакомыми утверждениями о «язве пролетариат-ства». Мол, вот глядите, что несет с собой фабрика: пьянство, бескультурье, упадок нравов.

«Старые песенки, — сдерживая гнев, говорил себе Бабушкин, — ну, придется ответить!»

Местные подпольщики — товарищи Ивана Васильевича взялись помочь ему в подборе нужного материала, благословили его на доброе дело. И, прежде чем вплотную взяться за нелегкий труд, Бабушкин съездил в Москву и постарался повидаться с Бауманом, посоветоваться с ним. Тот, выслушав Ивана Васильевича, шутя трижды осенил его крестным знамением и сказал, что просто завидует ему.

Они уже были на «ты», виделись не раз.

— Да ты просто в литераторы выходишь, — говорил Николай Эрнестович с искренним восхищением. — Вот я, например, в этом отношении далеко отстал. Пишу одни письма в Мюнхен да отчеты, куда деваю деньги и грузы.